Девушка вне всяких подозрений - Екатерина Островская

– Нет, конечно. Но потом, когда обнаружили презервативы, подумал: зачем женатому человеку таскать их с собой, когда можно их хранить в семейной спальне. Потом сосед сказал, что он – инструктор по фитнесу. А увидев фигуру вдовы, я подумал, что, скорее всего, она тщательно поддерживает форму, а значит, работает на тренажерах. Тридцать два года, конечно, не приговор, но именно в этом возрасте женщины начинают уже следить за своим телом и сходить с ума от каждой складочки или морщинки. А потом во время общения понял, что Нина что-то не договаривает. Да и тренер этот показался странным: почти полгода живет здесь один, а женщин к себе не приводил. Ну, я и сопоставил. Дело-то не такое уж сложное: сорокадвухлетний мужик… кстати, мой ровесник, понял, что женился в свое время по дурости. Маялся, маялся и наконец, найдя себе молоденькую, решился на развод. Зачем ему в петлю лезть, когда у него на стороне любовь со взаимностью? Жена поняла, что делить ей с мужем нечего: особых денег на счетах не было, квартира приобретена Колюжным до брака, а значит, супруга не могла претендовать на половину ее, акции предприятия стоят гроши, на что могла гражданка Колюжная рассчитывать? Разве что на половину автомобиля «Тойота». Но по потребностям Нины это для нее сущие крохи. Вот так я подумал.

– Интуиция?

– Может быть. А может, опыт. Но я всегда смотрю в глаза того, с кем беседую, и много вижу в них. Когда человек невиновен, ему бояться нечего – и это читается в глазах, а когда что-то скрывает, взгляд становится напряженным.

Игорь Дмитриевич остановил машину.

– Метро, – сказал он, – будешь выходить?

– А я в отделе сегодня не нужен буду?

– Нет, до понедельника ты свободен.

Петя взялся за ручку двери, приоткрыл ее и захлопнул.

– Получается так, что вдова уйдет от наказания?

– Не получится. Она провалится на первом же следственном эксперименте. На очной ставке со вторым подозреваемым. Ведь как все было: ее наивный любовник Максим напоил гражданина Колюжного до бессознательного, как и планировал, состояния, потом прицепил к крюку люстры веревку с петлей, обхватил двумя руками бесчувственное тело и приподнял над полом. А Нина накинула петлю на шею мужа, после чего Максиму оставалось только разжать захват. Сейчас нашего молодого силача доставят в отдел, я с ним побеседую: доходчиво объясню, что его использовали. Скажу, что Нина не собиралась выходить за него замуж: она молода, красива, считала себя уже богатой и могла найти пусть не очень молодого и не с такой, как у него, фигурой, но более достойного ее человека, с положением в обществе. Думаю, что он и сам это скоро поймет.

Паренек попрощался и вышел.

Гончаров позвонил жене и сказал, что постарается вернуться побыстрее – к десяти вечера наверняка успеет домой.

– К десяти? – удивилась Марина. – Ты же сегодня на весь день отпросился.

– Постараюсь вернуться раньше и погуляю с собакой.

Впрочем, с собакой гулял только он, хотя хозяйкой карликового шпица считала себя Марина. А собачке было все равно: шпиц тявкал на обоих одинаково громко.

Максим продержался недолго, было видно невооруженным взглядом, что он боится. Сначала, правда, пытался даже возмущаться, мол, его подозревают зря, тем более что всем известно: сосед повесился сам. Потом Гончаров прочитал ему несколько фраз из показаний Нины.

– Я не знаю, зачем она так говорит, – помотал головой подозреваемый, – мы ведь с ней едва знакомы.

– Следствие проверит ее показания, и если гражданка Колюжная сообщила правду, она может пойти по статье двести пять точка шесть в случае, если прокурор передаст дело в суд. Если все-таки это произойдет, в чем я не сомневаюсь, то ваша подруга получит сто тысяч рублей штрафа, а вы, скорее всего, пятнадцать лет строгого режима.

– Это она, – прошептал Максим, – она сама предложила, сказала, как это можно сделать. Я отказывался, но она только об этом и говорила, потом требовать начала.

– Сколько она вам обещала?

– Нина сказала, что наше будет все, когда мы поженимся. У нас были отношения еще до того, как я снял квартиру на их площадке. Она посещала наш зал и сама познакомилась со мной… Но я никого не хотел убивать. Честное слово, не вру.

Максим произнес это и заплакал в голос, как маленький ребенок. Но он не был ребенком. Он был убийцей.

Гончаров гулял с собакой, когда ему позвонил начальник районного управления:

– Ты молодец, майор, за два часа раскрыл такое преступление. В понедельник объявлю тебе благодарность в приказе.

– Лучше премию выпишите.

– Будет тебе и премия. Кстати, как там Грицай?

– Какой Грицай? – опешил Игорь Дмитриевич.

– Какой, какой! Петя Грицай. Это же сын нашего Грини покойного, а ты разве не знал? Он сам попросился в наш… то есть в твой убойный отдел, которым когда-то руководил его отец.

Гончаров пришел в убойный шестнадцать лет назад. Начальником отдела тогда был майор Грицай, а заместителем у него – майор Корнеев[3]. Грицаю было сорок лет, а его заму тридцать два. И они дружили крепко. Начальника за глаза называли Гриня, он знал об этом и не обижался. Его заместителя называли просто Корнем, и ему это прозвище не очень нравилось.

Молодого сотрудника Корнеев сразу назвал Гончим, но это прозвище почему-то совсем скоро трансформировалось в более обидное – Гончая. Очень похоже на то, как называли милиционеров преступники в не таком уж далеком прошлом – Легавый.

Почти каждую пятницу после работы Гриня собирал коллектив отдела и говорил:

– Конец недели, ребята, как будем подводить итоги?

И Корень тут же предлагал:

– Пошлем Гончего по кругу, и он сам сообразит.

По кругу – значит, до ближайшего уличного павильона, где продавали пиво и вино, а для них держали что-то и покрепче. А потом в другой уличный павильон – с мясными продуктами. После чего он пробегал мимо прилавка азербайджанца Оруджа, торгующего свежими овощами, заглядывал в хлебный магазин. Ни за что платить не надо было: все им отдавали просто так – из уважения. Только за хлеб Игорь выкладывал свои кровные, потому что хлеб – это святое. Алкоголя много не брали: обычно две или три бутылки на пятерых, что для молодых здоровых мужиков почти что ничего. «Подводили итоги» часок, не более, а потом разъезжались по домам. К Гончарову все относились снисходительно, считая его пацаном, которого надо всему учить. Только майор Грицай никогда не называл его Гончим, а обращался запросто – Игореша.

Но потом все его зауважали, когда Гончаров задержал вооруженного преступника. Игорь шел по тихой улочке и увидел испуганную девушку.

Он подошел и спросил: