Адмирал - Андрей Алексеевич Панченко

друг-другом уже множатся. Будь моя воля, я конечно бы на Ямайку бы не пошёл. Куба рядом, всего то в семидесяти восьми милях. Она уже независимая страна, в отличии от той же Ямайки, хотя до революции под предводительством Фиделя и Че, ещё почти десять лет, но там наверняка тоже можно получить всё необходимое для перехода. При этом с нами идёт танкер, запаса топлива на котором нам всем, в притык конечно, но могло хватить на рейс, тем не менее, мы идём на Ямайку. Политика, чего уж тут поделать.

Совместимость команды — главный пункт длинных переходов. Об этом мало кто говорит, но опасность часто находится не в воде, а на борту корабля. Нужно понимать — вы месяц пробудете в закрытом пространстве с, возможно, незнакомыми людьми. Больше двух тысяч человек на кораблях эскадры, а значит конфликты и ЧП неизбежны, это надо принимать как данность. Особенно нужно следить за тральщиками, которые идут на буксире. Там сейчас команде делать абсолютно нечего, ну разве что на руле постоять в свою вахт, да кока поругать за плохо приготовленный обед или ужин. А от безделья людям чего только в голову не приходит. Да и выпить у них наверняка есть чего, несмотря на «сухой закон». По корабельным нормам, каждому моряку в тропиках положено по двести грамм вина, после холодных вахт предусмотренно водочное довольствие, но этого мало. По себе и «Алеуту» знаю, кто ищет, тот всегда найдёт. Брага бурлит на всех кораблях эскадры, это как пить дать. И ладно если матросы между собой сцепятся, тут капитан и замполит берут ситуацию в свои руки, а если как раз капитан с замполитом? Первый такой случай произошёл как раз через три дня, плавания. Не поделили чего-то мужики за рюмкой чая, и в лучших традициях корсаров решили выяснить отношения с использованием подручных предметов. Сам я конечно не присутствовал на месте побоища, но по рассказам очевидцев, более молодой и хорошо подготовленный физически капитан тральщика, быстро объяснил не такому молодому и крепкому, но более подкованному политически замполиту, кто же на тральщике первый после бога. И никто бы не узнал о происшествии, если бы не мой особст, который как жопой чествовал, когда ему нужно было прогуляется ночью по корме линкора. Эсминец, который тащил тральщик с взбунтовавшимися офицерами, шёл с правого борта, а шум на нём стоял такой, что чуткий слух корабельного представителя НКВД каким-то образом уловил непорядок, после чего он из радиорубки запросил радиста тральщика о происшествии.

И вот они стоят передо мною. Два офицера с разбитыми рожами. Вельбот с линкора доставил провинившихся на борт линкора и сейчас они стоят передо мной и только я могу решить их судьбу. Захочу, и замполит уйдёт под трибунал, как поднявший руку на командира, а сам командир спустится в должности до последнего помощника или тоже под суд пойдёт. Ну а могу и помиловать конечно, я тут царь и бог, мне и решать. Всё будет завесить от самих бойцов.

— Ну чё, питухи боевые⁈ Докладывайте, чего не поделили⁈ — доброжелательно начал я судилище.

— Тащ адмирал! — капитан тральщика, как и положено начал оправдываться первым, он стоял и смотрел на меня сквозь узкие щели заплывших глаз, как обычно бывает, когда сломан нос — конфликт полностью исчерпан, мы претензий друг к другу не имеем.

— Вона чё… — протянул я — молодцы какие, померились значить?

— Так тошно тащ адмиал! — отчеканил замполит тральщика, кривясь от боли в перекошенной челюсти, в которой судя по издаваемым звукам не хватало несколько зубов.

— Ты смотри, всё значит хорошо у них, зря мы их дергали, от работы отвлекали — повернулся я к особисту и сокрушенно покачал головой — бестолковые мы с тобой, людям не доверяем, а они у нас грамотные, и сами всё решили. И чего делать теперь? Наверное, нам нужно извинится за беспокойство, как считаешь?

— Вы считаете есть за что? — усмехнулся особист сверля глазами провинившихся командиров.

— А и правда, не за что. Вы чего мать вашу, охамели совсем⁈ — взревел я, закончив валять «ваньку» — гондоны! Вы что думали, я запах перегара не учую⁈ Перепились и на глазах у команды рожи друг другу рихтовать начали⁈ Почему подрались? Отвечать!

— Никак нет, не дрались! — упрямо сжав губы отвечает командир, а замполит только кивнул головой подтверждая его слова — столкнулись в коридоре, там узко и качка, ударились друг об друга. Рапорт на ваше имя о происшествии мы написали!

— Судя по твоей и его роже, вы так друг об друга раз десять бились — такое упрямство мне понравилось, захоти этот капитан-лейтенант утопить своего подчинённого, и без следствия не обойдётся. Но так как оба стоят на своём, можно и помягче с ними обойтись — а вот скажи мне, зачем мне такой командир корабля, который при двухбалльной волне на ногах стоять не может? Нахрена мне замполит, у которого точно такие же кривые ноги и умственная отсталость, как и у его командира? Два дебила на корабле это слишком! Обычно одного старпома хватает! Извини Михалыч, это не про тебя, ты исключение. То, что вы сейчас друг друга выгораживаете, конечно хорошо, но запомните уроды, вам меня не нае… не обмануть! Там, где вы нае… хитрить учились, я там преподавал! На первый раз оба отделаетесь у меня пятью сутками ареста, а в следующий раз под суд пойдёте! Или нет! Тебя засранец, на рее вздёрну, а зама твоего под килем пропущу! А перед этим обоих выпорю прилюдно! Увести!

Пересекаем Гольфстрим — экваториальный поток, идущий из Мексиканского залива. Подобно тому, как оживляют землю реки, так морские течения оживляют отдаленные уголки земли, неся теплую воду, а с нею и жизнь. Гольфстрим — течение тёплое: он умеряет холод Скандинавии. Огромная тёплая река среди океана! Там жизнь бьет ключом, и человек, конечно, тоже тут. Десятки парусных шхун, лежащих в дрейфе с опущенными в воду сетями, закрыли восток. Наш путь идет параллельно этим парусникам, на горизонте дым подходящего плавучего консервного завода, до земли почти семьсот миль и рыбаки сдают свой улов переработчикам прямо в море. Они все приветствуют нас, первыми приспуская флаги и размахивая шапками, эскадра вежливо отвечает на приветствие и мы продолжаем свой путь.

Загораем… Чем дальше к экватору, тем жарче становится. Я распорядился командирам кораблей сделать послабление экипажу в ношении формы одежды. Если на мостике и на верхних палубах ещё можно жить и дышать, то в нижних помещениях и на боевых постах духота как в сауне. За переход мы сильно загорели. Еще раннее утро, но жарко, в тени плюс тридцать пять. Жара влажная, изнуряющая. Ветра почти нет. Душ не помогает, температура воды больше тридцати градусов. Во всех каютах зажужжали пропеллеры вентиляторов, но они мало освежают нас, так как перемешивают тот же застойный воздух. На верхней палубе линкора и крейсера, установлены брезентовые бассейны, в которых свободные от вахты матросы и старшины могут искупаться, но вода нагревается в них быстро и её меняют раз в день, ночью, когда она более-менее прохладная, ночью же в них в основном и купаются.

На кораблях повальное увлечение рыбалкой. Рыбу пытаются ловить все. Корма и борта всех кораблей эскадры облеплены свободными от вахты рыболовами. Дело хорошее, парни так между собой соревнуются и есть чем заняться. Кто рыбу не ловит, тот становится болельщиком. Акулы, экзотические рыбы, они ловят всё. Я приказал не препятствовать в этом деле командам, единственные требования — это убрать за собой палубу до первозданной чистоты и прежде чем отправить пойманную рыбу на камбуз, её должен приветить по таблице рыб судовой врач. Если добычи в таблице нет, она отправляется за борт, как и все рыбы, которые представляют опасность. И тут речь вовсе не о чем-то невероятно экзотическом. Например, обычные барракуды бывают съедобные и несъедобные. Последними можно отравиться почти смертельно. Так что это правило доведено до каждого рыбака под роспись!

Стрельбы производим по плану. Сняты с буксиров тральщики. Они у нас выступают в качестве буксировщиков и постановщиков мишеней. Плоты с пустыми бочками выступают в качестве целей для артиллеристов. Стреляют все кроме башен главного калибра линкора. Для зенитчиков тоже есть цель. Планера-мишени таскает гидросамолёт «Шторма». Впервые после окончания войны, я сижу в боевой рубке и принимаю доклады от своих офицеров о пораженных целях. Стреляем мы конечно слабенько, планера вообще все приводнились почти целыми, ещё