Varia - Михаил Александрович Лифшиц

которое служит «началом» накопления, оценки и анализа опытных данных. Это второе, более «чистое» абстрактно-всеобщее может дать нечто как бы совершенно независимое от опыта, и притом в двух смыслах: либо концепцию не встречающейся в реальном опыте чистой всеобщности как эйдоса, как квази-предмета, напр[имер], математический треугольник; потенциальное выступает здесь как актуальное. Парадокс заключается в том, что такая очищенная всеобщность, лишенная всякого соприкосновения с эмпирией, может привести к созданию или, точнее, выделению, ибо человек ничего не создает заново, каких-нибудь чистых элементов, в таком виде не встречающихся в природе. Может привести также к новому синтезу элементов, какого нельзя наблюдать в природе, – синтетические материалы. Таким образом, этим доказывается, что априори не просто идеалистическая выдумка, что она имеет реальное содержание. И не только в том направлении, что основой его является генетическое, родовое содержание для-себя-бытия, превращенное в общую форму, но и в том отношении, что эта общая форма может создать самой себе реальный противообраз. Нечто подобное существует, без сомнения, и в нравственной области: превращая во всеобщую форму родовое условие для-себя-бытия, то есть чего-то фактически реального, мы не только создаем ключ к его развитию (воспитание), но и можем создать, вернее, выделить из общего течения человеческих дел некий реальный противообраз этой всеобщей формы нравственности и собственно каждое нравственное решение, каждый нравственный поступок как таковой, где он выступает как своего рода проблема «прецедента»! Чистый элемент есть именно такой противообраз априори данной нравственной формы, некое создание, не наблюдавшееся в опыте, не являющееся просто результатом самостоятельного и относительно-нового нравственного вывода. Это – то, что Ясперс называет решением в «пограничных ситуациях» или «крайних положениях».

Но есть еще второй смысл: это – воображаемые миры, создаваемые путем абстрагирования от абстракции реального мира. Здесь принцип квази-предметности выступает в чистом виде. Разумеется, соприкосновение с реальностью есть и здесь. Во-первых, эти квази-предметы соответствуют реальным всеобщностям, не имеющим, не входящим в эйдические формы, слишком общим, разлитым и неопределенным – отношениям и ситуациям, состояниям и т. д. Все это кристаллизуется в абстракции, исчисляется, формализуется. Но созданные небывалые миры математической фантазии имеют и другое соприкосновение с реальностью – они представляют собой ее конварианты, ее возможности, переменные, и в этом смысле абстракция получает здесь свой фантастический противообраз, подобный реальному образу, но отклоняющийся от него на все возможные значения некоторой переменной. Общее с поэтической фантастикой, но отсутствие наглядности, ибо поэтическая фантастика держится ближе к конкретному эйдосу. Эти воображаемые математические миры, или, как уже сказано выше, способны к созданию своего рода противообразов, моделей невиданных предметов, или, если речь идет о самых чистых созданиях математического воображения, являются определенными квази-конкретными способами уловления всеобщего в его разлитой, неопределенной, не-актуальной форме. Эти миры реальны, как доказывает их практическое значение, но реальны не непосредственно, а реальны в иной модальности, недоступной предметному для-себя-бытию, формированию чего-то «наглядного». Вот почему они нуждаются в опосредствовании для того, чтобы быть созерцаемыми, для того, чтобы получить реальную форму чего-то предметного. Сие относится и к изучению микро-физических «объектов». Вот почему наблюдение их возможно лишь косвенно, через посредство.

Каким образом интуиция предмета

Каким образом интуиция предмета может идти впереди предмета?

Вот каким образом: поскольку существуют quasi-предметы, не являющиеся еще собственно] предметами. «Очевидность» м[ожет] б[ыть] внутренней. Первое предполагает реальную «кажимость», второе – quasi-кажимость, очевидность абстракции, это и есть априори. Эта интуиция предмета абстракции может идти впереди реального предмета, хотя интуиция реального предмета не может идти впереди предмета. Но предмет абстракции не есть предмет в конкретном смысле слова. Это абстрактная всеобщность, «лошадность» или «мариность» (если речь идет о девушке по имени Марина, имеющейся в одном экземпляре). Даже если геометрия рассуждает о треугольнике, то это лишь неточность слов, в действительности она имеет в виду «треугольность» как essence. Предметы в смысле современной онтологии все таковы, как «мариность». Если теперь сделать их предметами внутреннего его созерцания, то получится априори, идущее впереди предмета, ибо мы перешли от действительного к возможному, потенциальному, следовательно, в этой абстракции, внутри создаваемой, могут быть какие-то «чистые элементы» или новые «синтезы», какие не встречаются в природе. В общем, абстракция и возможность имеют своим предметом то, что не является вообще или не является еще предметом в эйдическом, след[овательно], в действительном смысле. Наиболее широкие из этих абстракций возможности суть формы и категории Канта, а процедура ихустанавливается, абстрагирование абстракции. Если, вместе с современной наукой, пройти путь «формализации» более конкретных предметов, то открывается более широкая область априори (чем занимается феноменология), иначе говоря – формального изучения существенной стороны определенного круга явлений, что может принести некоторые не наблюдаемые ранее решения, как бы извлеченные из самой мысли. И в самом деле, это есть способ изучения входящих в конкретное целое, но не всегда укладывающихся в форму особенного эйдоса элементов единичного и неопределенного всеобщего (потенциальная бесконечность).

Это оказалось путем, посредством которого стали возможны открытия ненаблюдаемых вещей. Интуиция предмета идет впереди предмета. Это становится сколько-нибудь принципиальным только в двух случаях: а) когда речь идет о чистых элементах, не встречаемых в таком виде в природе (это – «аналоги» абстракции в современном мире), новых, искусственных «синтетических» материалах; б) когда речь идет о явлениях, кот[орые] принципиально не могут быть наблюдаемы.

Все это несет на себе печать абстракции и непредметного, относится к области реализованных возможностей, к чисто потенциальному миру, кот[орый] по-своему, без особенного посредничества объединяет единичное и всеобщее. Это отношение парадоксально.

Объективность. Предметность как норма и указание

Истина есть сходство нашего сознания с объектом. – Верно, но также и несходство с ним. Необходима дистанция, иначе слишком большая близость должна затемнить независимое существо дела, либо вследствие чрезмерной наглости субъекта, либо вследствие того, что объективная ситуация надвигается на нас и подавляет субъект, либо, наконец, вследствие связи первого и второго как агрессии и кары.

Открывающееся здесь сходство истинного знания и несходства его с объектом, кот[орый] должен предстать в своей собственной истине, есть тождество, предполагающее всю систему развития, lege artis8, включая истинное и экстремальное тождество сходства и несходства. Сходство сходства и несходства субъекта и объекта – такова суть дела.

Сходство нас, intellectus

Сходство нас, intellectus, и предмета – основная черта истины, но… – несходство тоже черта ее, ибо все же одно дело мысль – другое дело ее внешний объект. Мысль должна оставаться собой, и она остается собой там, где не знает этого (первый полюс сознания). Там она стихийна, inner directed9, хотя и материально обусловлена.

P.S. Обычно