Летчик-истребитель. Боевые операции "Me-163" - Мано Зиглер

Эти слова означали то, что он очень доволен выполненным заданием.

Затем настал мой черед! Никогда в жизни мне не приходилось оседлывать жеребца, но, выпади мне такая возможность, я уверен, что чувствовал бы то же самое, что и перед своим первым самостоятельным стартом. Я сильно волновался; капли пота выступили на лбу, и волосы прилипли к голове. Во рту пересохло, а ладони стали липкими. Я буквально заставил себя сесть в кабину. Всего несколько секунд паники, и спокойный голос инструктора дал мне наставления, и мучившие меня страхи улетучились сами собой. «Крепко держи ручку управления во время отрыва от земли… сбрасывай шасси, когда наберешь несколько метров… натяни рычаг немного на себя, когда будешь пересекать границу аэродрома». Затем мне было сказано, что я должен снизиться и выполнить серию произвольных поворотов, постепенно делая их все более частыми, но постоянно следя за высотой, и, наконец, произвести нормальную посадку. Все это звучало совсем просто, но не сыграет ли этот чертов истребитель со мной злую шутку?

Мне без труда удалось удержать в равновесии тяжелый хвост, и, со звеневшими в ушах словами «Не забудь про шасси!», фонарь кабины надо мной захлопнулся, и я приготовился к полету. Быстро все проверив и установив ручку подачи топлива в нужное положение, включил стартер. Двигатель запустился. Система заработала, и я немного расслабил левую руку, лежащую на руле, и, к моему огромному удивлению, оглушающий грохот самолета в самой кабине был немного тише. Затем сила в две тысячи лошадиных сил притянула меня к креслу и понесла мой самолет через поле все быстрее и быстрее. Внезапно тряска прекратилась, и я поднялся в воздух. Это свершилось! Самолет зарычал и громыхнул, когда я сбросил шасси, и этот малюсенький «Ме-163А» метнулся ввысь, словно стрела, выпущенная из лука. Отметки границы аэродрома были подо мной, и я с облегчением повел ручкой управления. Я сидел откинувшись назад, и вокруг меня ничего не было, кроме голубого неба и темной синевы надо мной. Потрясающе! Нет другого слова, которым можно выразить испытанное удовольствие, когда я поднялся на самую высоту. Мои мозги теперь освободились от всех мыслей, ранее внушавших страх, и я ни о чем не мог думать, кроме как о прелести полета и о том, как прекрасна жизнь. Но очень скоро мои мечты прервали мирские заботы: идти верным курсом, соблюдать нужную высоту, следить за давлением, за тягой двигателя и другими приборами. Я должен был быть готов к докладу после полета, и потому было естественно, что я наблюдаю за всеми этими нелепыми циферблатами и запоминаю все их показания.

Резкий толчок вывел меня из раздумий, и я ощутил, как мой самолет закачало, и он завис в воздухе. Я потянулся вперед, насколько это возможно было сделать из-под пристегнутого ремня, неожиданно осознав тот факт, что гул вокруг меня прекратился. Топливо закончилось. Казалось, тишина укутала меня, словно мягкое покрывало. И вдруг неведомая сила неистово потянула самолет на несколько сот метров, а затем скорость начала снижаться. Взглянув на альтиметр, я увидел, что нахожусь на высоте четырех тысяч метров и уже можно начинать виражи. Я опустил крыло и накренил самолет вправо, увидев внизу сверкающее в солнечных лучах озеро в Цвишенане. Мне сразу вспомнилось детство, счастливые дни, то незабываемое мирное время. Да, я не мог и представить себе вероятность того, что когда-то мне придется совершить вынужденную посадку на воду этого самого озера. Наши инструкторы информировали нас, что в случае вынужденной посадки истребитель камнем пойдет на дно, и мы должны быть изворотливы, чтобы вовремя выплыть из кабины и не затонуть вместе с самолетом. Насколько я мог разглядеть, пролетая дальше, подо мной ковром растянулись поля, и меня забавляла мысль, что всего несколько дней назад многие из нас, сидя на берегу, коптили свежепойманных угрей, а вечером пили крепкий бренди, устроившись в маленькой пивной, которая находилась где-то здесь, среди этих полей. А наутро мучились от похмелья.

Мне чертовски не повезло; погода в тот день была совершенно не предназначена для полетов! Меня постоянно донимали неприятные мысли, что я могу впечататься в землю. Это было так просто. Я чувствовал, что-то должно произойти – или внезапно откажет двигатель, или что-то случится с крылом. А может, я не смогу найти аэродром. Но нет, ничего такого не случилось, и касание земли было мягким. С тех пор я навсегда привязался к своему маленькому смелому «Ме-163А».

Человек так устроен, что может привыкнуть к любым условиям, главное – время; будь это однообразный рутинный ежедневный труд в офисе с раздражительным боссом-самодуром или монотонное пребывание в барокамере и полеты на реактивных истребителях. Очень скоро мы стали взбираться в кабину «Ме-163А» почти каждый день, хотя, положа руку на сердце, это было далеко не то же самое, что сесть в свой автомобиль и поехать в офис. Барокамера была значительно дискомфортней, и наш замечательный доктор Данкер, заходя в нее, наверное, чувствовал, как мы ругаемся про себя последними словами, хотя впоследствии мы стали ценить его усилия по обеспечению нашей отличной формы, что являлось необходимым условием для полетов. Тогда как в самом начале наших тренировок ничто сильнее не угнетало нас, чем нахождение в ситуации, когда нас медленно «поднимали» на восемь тысяч метров и давление скакало, а потом мы вновь оказывались под нормальным давлением и оно менялось при этом менее чем за тридцать секунд. Во время этих жутких перепадов давления мы ощущали, как все внутренности раздуваются, будто воздушные шары, и мы кричали, испытывая боль, а головная боль была просто невыносимой. Очень правильно, что доктор Данкер ни на миг не сводил с нас глаз и быстро регулировал давление в камере, если видел, что кому-то становилось плохо. Тем не менее, мы утешали себя осознанием того, что мучения в барокамере приведут нас к тому дню, когда первый из наших «Ме-163В» станет по праву называться «летающей бомбой» и сможет занять достойное место в 16-м опытном командовании.

В то самое время произошел случай, спустивший всех нас с облаков на землю. Будучи очень довольным своей семейной жизнью, я и не помышлял, чтобы пококетничать с прекраснейшим созданием женского пола, случайно появившимся на горизонте, но в Бад-Цвишенане нашлась одна привлекательная девушка, способная заставить улыбнуться однолюба, а может, даже женоненавистника. На самом деле она была любимицей всего отряда, и мои восхищенные взгляды не были единственными в ее адрес. Звали ее Сюзанна. А затем судьба свела ее с Йозефом Пёхсом.

Йозеф, адъютант командира, был очень красив и являлся образцом мужества. Высокий, темноволосый, всегда в отличном настроении, он имел спортивное телосложение, и нельзя было не признать, что любая девушка не смогла бы устоять перед ним. Теперь, где бы ни была Сюзанна, возле нее крутился Йозеф, повсюду сопровождая ее. Выбор был сделан, поэтому мы деликатно отошли в сторону, все мы, у кого на глазах развивался этот роман. Наш командир Вольфганг Шпёте был закоренелым холостяком, и мы не ожидали от него особенных подвижек в этом вопросе, а кто-то ведь должен был играть роль хозяйки на различных праздниках. Жена его адъютанта неплохо подходила для исполнения этих обязанностей. Да и почему, собственно, не Сюзанна? Потихоньку мы стали подбивать Йозефа официально объявить о своей помолвке, и как можно скорее! Роман развивался стремительно. Йозеф и Сюзанна встречались каждый день. Мы видели их купающимися вместе в озере, взявшись за руки прогуливающимися по пляжу или вокруг аэродрома, а вечерами они посещали ольденбургский театр. И мы искренне радовались за них и желали, чтобы «первая леди» поскорее заняла свое законное место.