Планка - Евгений Гришковец

— Ну чё?! Язык проглотили? Откуда такие молчаливые?

— Алё, караси!? Чё такие задроченные? Вас что, не воспитывали, как надо со старшими разговаривать?

Нас почти не учили нашим военным специальностям, но за полгода мы хорошо уяснили, что лучше помалкивать. И, если есть возможность молчать, то надо молчать до последнего!

А вдоль бортов кораблей уже собралась целая толпа. Кто-то был в шапках и шинелях, а кто-то вышел на холодный ветер в одной полосатой майке и трусах. Все радовались, смеялись, что-то кричали нам, кто-то даже громко и заливисто свистнул.

— К нам давайте, караси! У нас тут лучше всех!

— Давай к нам! Мореманы, давай к нам, в наш героический экипаж!

Слышали мы с разных сторон. И вдруг резкий крик «Шуба!» перекрыл весь этот гвалт. Тут же всё стихло, и люди всосались в корабли, как вода в губку, как будто их и не было. Мы, в свою очередь, быстро изобразили строй. К нам по пирсу шагали несколько офицеров. Один из них, который быстро шёл впереди, был явно тем, чьё появление смело долой все крики и заставило попрятаться тех, кто кричал. Он шёл широко шагая и так же широко размахивая одной рукой. За ним бежали тот самый дежурный старший лейтенант и высокий молодой офицер, который оказался при ближайшем рассмотрении лейтенантом медицинской службы.

— Ну, сынки, как добрались? — сказал нам тот, кого все так испугались. Он даже сделал паузу, как будто ждал ответа. — Устали? Ну ничего. Вы прибыли в нашу бригаду, здесь вам уже беспокоиться не о чем. Жалобы какие-нибудь есть?

Мы молчали.

— Может быть кто-то не здоров, а? — продолжил он. — Дмитрий э-э-э…

— Михайлович — быстро ответил длинный лейтенант-медик.

— Да-да! — тут же сказал главный — По-моему, все здоровы! Потом, если надо, их осмотрите.

— Обязательно — быстро ответил медик — Товарищ капитан второго ранга, я хотел…

— По-моему все настоящие герои — снова перебил его этот капитан второго ранга.

Он говорил очень чётким голосом. Такой голос слышно даже в толпе, и было ясно, что обладатель этого голоса шёпотом говорить вообще не умеет. Он может говорить либо громко, либо очень громко. Крик такого человека лучше не слышать. Тут к нему подбежал наш капитан третьего ранга, он как мог принял вытянутый вид, отдал честь, доложил о прибытии пополнения и о двух оставшихся в Комсомольске… Потом офицеры тихо совещались о чём-то. Потом…

— Всех дежурных ко мне! — приказал кап. два.

Вскоре со всех кораблей прибежал дежурные офицеры и отрапортовали о себе почти нечленораздельными гавкающими выдохами.

— Вот! — громко сказал пришедший капитан второго ранга, и указал на нас правой рукой с вытянутым указательным пальцем. — Ну-ка, посветите-ка на них! Алё! Ну-ка посветите на них, а то не вижу с кем служить будем!

Прозвучал целый град команд, и вдруг зажёгся прожектор на корабле, который возвышался перед нами. Прожектор направили на нас и ослепили нас совершенно. — Ну-у! Теперь видно! Значит так! — это он сказал, чтобы перейти на другой звуковой режим, и голос его зазвучал так, что не было сомнений, что он проникает в самые глубокие и потайные недра кораблей, и нет человека, даже у громко работающих машин, где-то в машинном отделении самого далеко стоящего корабля, который не услышал бы этот голос. Он обращался ко всем тем, кто попрятался и даже к тем, кто спит.

— Значит так! — сказал он — В нашу славную бригаду пришли наши новые братья! Они должны получить здесь заботу, внимание и… совет старших по сроку службы и званию товарищей. Чтобы я не услышал о том, что кого-то из них обидели или оскорбили. Окажите им достойный приём, и чтобы я от них не услышал потом, что кто-то к ним тут отнёсся не должным образом! Понятно?! — крикнул он, не предполагая, что кто-нибудь решиться вякнуть что-нибудь в ответ, — Вы, наверное, голодные с дороги? — спросил он, переключившись на более тихий вариант звучания, — Да, конечно, голодные! Сейчас вас разведут по вашим кораблям и накормят. Вливайтесь в настоящий флотский коллектив. Значит так, — он снова переключил громкость, — Значит так! Вновь прибывших наших молодых товарищей разместить и накормить, как положено на флоте! И имейте совесть, бля, мать вашу! Это же братья наши меньшие! Не обижать! Всё! Выполнять! Вольно! — он отдал честь всем вместе и никому конкретно, развернулся и пошёл прочь.

Наш капитан третьего ранга тут же развернул список и стал выкрикивать.

— Агишев 10-599, Бараксин 90-125, Букин 90-125, Габаев — какая-то ещё цифра… И так далее. После моей фамилии прозвучало 10-599.

— Десять, пятьсот девяносто девять, ко мне, бегом марш — крикнул большой во всех смыслах усач, который был не в шинели, а в чёрной куртке с капюшоном, которую, как выяснилось, называли на кораблях «альпак». Когда этот офицер стоял к нам спиной, я увидел у него на куртке белый трафарет: якорь и надпись «Гневный».

Мы подбежали к нему, нас было шестеро, остальных отозвали в другие стороны.

— Вам, бля, повезло! — сказал он — Вы вливаетесь в славный экипаж БПК «Гневный», надеюсь, бля, что никто об этом не пожалеет.

— Ну, счастливо вам на Гнойном, салаги! — крикнул кто-то с корабля, который стоял по другую сторону пирса.

— Это какая падла там вякает?! — крикнул наш офицер — Я тебе твой поганый язык в гудок забью! Пошли, — сказал он нам и зашагал к ближайшей сходне с надписью «Гневный».

На палубы всех кораблей уже снова высыпала толпа. Звучали смех, крики и свист. А я был в каком-то бессознательном состоянии, я только слушал, смотрел и фиксировал. Когда я шёл по трапу на корабль. В первый раз в жизни на большой боевой корабль, я уже был близок к обмороку. Казалось, я уже не могу больше получать дополнительные впечатления и информацию, уже всё…

Я шёл предпоследним. Мы шли вереницей по узкому деревянному трапу… И вот трап закончился, и я шагнул на железную палубу. Мой ботинок, на который намёрз и налип снег, скользнул по палубе. Я чуть не упал.

— Привыкай! — крикнул кто-то, — Не корова на льду.

Нас повели по кораблю с кормы на нос. Мы шли по левому шкафуту (это я потом узнал, что это так называется). На меня обрушились запахи. Мы шли вдоль левого борта, и нас обдавало паром, жаром и запахом солярки. Из каждой двери и иллюминатора вырывались эти запахи и жёлтый свет. Мы шли, и из каждой щели звучало.

— Откуда, братцы? Из Саратова есть?

— Алё, из Казани кто-нибудь есть?

— Смоленских нету?

Мы прошли очень много метров, но корабль не заканчивался. Вдруг нас завели в одну из дверей, нас ослепил яркий свет, и мы стали спускаться по лестнице (все лестницы на корабле называются трапами) куда-то вниз. Внизу горел тусклый свет, было душно, жарко, и пахло большим количеством не очень тщательно отмытых молодых мужчин. Мы увидели койки, висящие с одной стороны на цепочках, а с другой стороны — прикреплённые к стене (переборке, так называются на корабле стены). Койки были в два яруса. На всех сидели и лежали моряки. Многие были с усами. Плечи многих украшали татуировки.