Запретные удовольствия - Юкио Мисима

Вот какими мыслями была занята голова Сунсукэ Хиноки во время полуторачасовой автобусной поездки к побережью, где находилась Ясуко.

«Потом война закончилась, – думал он. – Она совершила самоубийство на второй год после окончания войны. Газетчики были вежливы, написали, что она умерла от сердечного приступа. Только узкий круг друзей знал правду. После того как закончился траур, я влюбился в жену бывшего князя. Казалось, что десять с лишним любовных похождений моей жизни увенчались этой любовью. В критический момент появился её муж и потребовал 300 тысяч иен. Бывший князь имел побочный доход, партнером в котором выступала его жена, – шантаж».

Эти воспоминания вызвали у него улыбку. Эпизод с шантажом был смешным, хотя комизм вызвал чувство неловкости.

«Интересно, способен ли я ненавидеть женщин столь же яростно, как когда-то в молодости?»

Сунсукэ подумал о Ясуко, этой девятнадцатилетней девушке, которая с тех нор, как они познакомились в Хаконэ[10]в мае, несколько раз приходила навестить его. Старый писатель тяжело вздохнул.

В накагора (середине мая), когда Сунсукэ работал, какая-то девушка, живущая в той же гостинице, попросила через горничную у него автограф. В конце концов он встретился с девушкой около сада. Она шла навстречу, держа под мышкой одну из его книг. Вечер был восхитительный, писатель вышел прогуляться и увидел её, когда взбирался по каменным ступеням.

– Это вы? – спросил Сунсукэ.

– Да. Моя фамилия Сэгава, – сказала она. – Здравствуйте.

На ней было розовое платье, такое, какие носят маленькие девочки. Её руки и ноги были длинными и изящными, возможно слишком длинными, кожа бедер – упругой, словно тело пресноводной рыбы, белая с желтоватыми впадинками, сверкающими из-под подола её короткого платья. Сунсукэ определил, что ей лет семнадцать – восемнадцать. Хотя, судя по выражению её круглых глаз, ей можно было дать двадцать или двадцать один год. Она была обута в гэта[11], открывающие её аккуратные пятки – небольшие, скромные, крепкие, птичьи.

– Где ваш номер?

– Вон там, в задней части здания.

– Вот почему я вас не видел. Вы одна?

– Да, то есть сегодня.

Девушка поправлялась после пневмонии. Сунсукэ понравилось, что она оказалась барышней, которая читала романы «ради любовной истории». Её компаньонка, пожилая женщина, уехала в Токио на пару дней по делам. Сунсукэ мог бы пойти к себе в номер вместе с Ясуко, подписать ей книгу и сразу же вернуть, но захотел устроить с ней встречу ради книги на следующий день. Поэтому они уселись на одну из некрасивых скамеек у сада. Перебросились несколькими фразами. Действительно, не находилось какой-то определенной темы, которая могла бы ускорить близость между нерешительным стариком и довольно молоденькой женщиной. «Когда вы приехали? Чем занимается ваша семья? Вы себя чувствуете сейчас лучше?» – расспрашивал Сунсукэ, и она отвечала со спокойной улыбкой.

Поэтому вызвало удивление то, как скоро сад стал погружаться в сумерки. Прямо перед ними мягкие очертания пика Мело и горы Татэяма справа от него становились темнее и тихо прокрадывались в мысли тех, кто ими любовался. Между двумя горами плескалось море Одавара. Маяк мерцал, словно вечерняя звезда, в том месте, где сумеречное небо и узкий мокрый ландшафт сливались в тумане. Пришла горничная, чтобы позвать их на ужин, и они расстались.

На следующий день Ясуко и её пожилая компаньонка пришли в номер Сунсукэ и принесли с собой немного сладостей из Токио. Писатель вынес им два тома, которые уже надписал. Старуха говорила одна, предоставив Ясуко и Сунсукэ роскошь молчания. После того как Ясуко и женщина ушли, Сунсукэ взбрело в голову совершить пешую прогулку. Он тяжело дышал, когда в раздражении карабкался на холм.

«Не важно, что это далеко, я смогу. Я еще не устал. Смотри, как я могу!» – говорил он себе.

Наконец Сунсукэ увидел поросшее травой местечко в тени дерева. Там он растянулся на земле, словно потерял сознание. Неожиданно откуда-то сбоку из кустов метнулся огромный фазан. Сунсукэ вздрогнул. Он почувствовал, что его сердце сильно забилось от тревожной радости, вызванной перенапряжением.

«Давненько у меня не возникало подобного чувства. Сколько лет?» – подумал Сунсукэ.

Он предпочел забыть, что «это чувство» было по большей части делом его же рук. Он намеренно предпринял эту необычайно утомительную пешую прогулку. Определенно, такую забывчивость, такую преднамеренность можно было отнести на счет приближающейся старости.

Автобусный маршрут от ближайшей железнодорожной станции до городка, где пребывала Ясуко, в нескольких местах проходил рядом с морем. Со скалистых вершин простирался вид с высоты птичьего полета на сверкающее летнее море, прозрачный, едва видимый раскаленный жар заливал водную гладь.

До полудня было еще далеко. Несколько пассажиров в автобусе, из местных, разложили бамбуковые футляры и принялись поедать свои рисовые шарики. Сунсукэ вряд ли знал, какое ощущение вызывает пустой желудок. Будучи погружен в размышления, он мог есть, потом забыть, что ел, а потом удивляться, почему у него полный желудок. Его внутренние органы, так же как и рассудок, не обращали внимания на превратности повседневной жизни.

Остановка «Парк К.» находилась недалеко от конечного пункта «Ратуша К.». Никто там не выходил. Автобусный маршрут разрезал посередине этот огромный парк, занимавший около тысячи гектаров между горами и морем. С одной стороны были горы, если смотреть от центра, с другой – море. Через густой кустарник, громко шелестящий на ветру, Сунсукэ мельком разглядел пустынную, притихшую игровую площадку и море. Его синяя лазурная гладь разрывалась где-то вдалеке. Разнообразные парковые качели отбрасывали неподвижные тени на блестящий песок. Без какой-либо на то причины, которую он мог бы понять, этот огромный парк, тихий утром в середине лета, заинтересовал его.

Автобус остановился на краю маленького беспорядочного городка. Вокруг ратуши не было признаков жизни. Через открытые окна белые крышки столов, на которых ничего не лежало, отражали свет. Обслуживающий персонал гостиницы, вышедший встречать приехавших, поклонился.

Сунсукэ отдал свой багаж и стал медленно взбираться по каменной лестнице рядом с храмом. Благодаря ветру с моря жара едва ощущалась. Томные голоса цикад[12]доносились сверху – теплые звуки, словно приглушенные толстым слоем шерстяной ткани. Дойдя до середины лестницы, Сунсукэ снял шляпу и остановился немного передохнуть. Под ним в небольшой бухточке плыл маленький зеленый пароходик, с шумом выпуская пар, двигаясь рывками. Затем он остановился. Тотчас же казавшийся слишком простым изгиб спокойной бухты внезапно наполнился тоскливым звуком, словно издаваемым бесчисленными крыльями, подобно жужжанию надоедливой мухи, поймать которую не удается, как ни старайся.