Дочь Афродиты - Филипп Ванденберг

Вдруг один из жрецов, дергая другого за рукав, указал в открытое море. На горизонте виднелась бесконечная вереница кораблей. В лучах восходящего солнца их было трудно рассмотреть. Приложив руку к глазам, жрецы в один голос прошептали:

— О Посейдон, покровитель морей, будь милосерден к нашей стране.

Прошло несколько минут. Их глаза начали слезиться. Один из них, ткнув другого в бок, сказал:

— У меня такое впечатление, что корабли становятся не больше, а меньше!

— Да, — помедлив, ответил другой. — Мне тоже так кажется.

Наконец из уст обоих вырвался ликующий крик:

— Они уходят! Они бегут! Персы бегут!

Тем временем Мильтиад под покровом ночной темноты добрался до столицы и занял оборонительную позицию в школе борцов, находившейся недалеко от олимпиона, откуда бухта Фалер хорошо просматривалась. После гибели афинского главнокомандующего Каллимаха Мильтиад принял верховное командование.

Рядом с ним был Фемистокл, коренастый, упрямый и сильный, как бык, но сохранивший юношеский задор. Гоплиты улеглись на свои щиты. Хотя сознание выигранной битвы высвободило сохранивщиеся резервы, девятичасовой ночной марш в полных доспехах истощил их силы.

— Они должны давно быть здесь! — сказал Фемистокл.

Мильтиад пожал плечами, растерянно посмотрел на море и, глубоко вздохнув, ответил:

— Мне не верится, что варвары просто так сдадутся. Конечно, битву они проиграли, но вряд ли персидский царь откажется от планов завоевать Элладу.

— Они потеряли несколько тысяч человек! — воскликнул Фемистокл.

Но старый бородач Мильтиад только покачал головой.

— Даже если они потеряли пять-десять тысяч лучников, у них найдутся еще сотни тысяч. Вместо каждого убитого они выставят десять новых. Их флот потерял всего семь кораблей. Семь из шестисот! А конница персов даже не успела принять участия в бою. Нашего главнокомандующего прошили стрелы варваров, а обоим персидским полководцам удалось бежать. Нет, это будет чудо, если черные мачты варварского флота не появятся сейчас на горизонте!

— Но тогда мы пропали, — вырвалось у Фемистокла. — Силы моих людей на исходе. Как они смогут защитить Афины?

Лицо Мильтиада помрачнело.

— Молитесь Афине, дочери Зевса, родившейся без матери из его головы, чтобы она не отдала в жертву варварам город, который носит ее имя.

— Тихо! — Фемистокл приложил палец к губам и застыл. Теперь и все остальные услышали доносившиеся с запада звуки литавр, диктующие ритм движения войска на марше. Гоплиты испуганно вскочили и схватились за копья. Эти звуки, таящие в себе угрозу, приближались к лагерю. Все воины смотрели на Мильтиада. Внезапно в лагерь ворвался гонец.

— Спартанцы! — издалека крикнул он.

Аттические полководцы изумленно смотрели друг на друга. Перед сражением при Марафоне они послали своего лучшего гонца Фидиппида с сообщением о том, что остров Эвбея в руках персов, и просили прислать подкрепление. Фидиппид принес ответ. Спартанцы сообщали, что они готовы прийти на помощь, но, выполняя волю богов, не могут отправиться до наступления полнолуния. Это было на девятый день лунного месяца. Афинянам пришлось биться в одиночку, не считая поддержки небольшого соединения платейцев.

— Спартанцы — отважные бойцы, — заметил Фемистокл, глядя на приближающееся войско. На головах тяжеловооруженных воинов были устрашающие шлемы с прорезями для глаз, которые закрывали верхнюю половину лица. Одетые в кожаные доспехи воины несли перед собой полукруглые щиты высотой почти в человеческий рост.

— Война — их жизнь, — сказал Мильтиад и поднял руку в приветствии. — Будь их войско больше, они могли бы и сами справиться с варварами. Но, видимо, спартанцы не собирались оказывать нам серьезную помощь. Во-первых, пришли слишком поздно, а во-вторых, среди них нет ни одного из царей.

Недовольно ворча, афинские гоплиты уступили спартанцам место. Их было около двух тысяч. Когда они выстроились в четыре квадратных блока, их предводитель подошел к Мильтиаду и доложил:

— Я полемарх[19]Лисий. Цари Спарты послали меня во главе войска для поддержки афинян в борьбе против варваров!

Мильтиад усмехнулся, не скрывая иронии.

— Поздновато, поздновато! Если вы, мужи из Спарты, будете и дальше планировать свои походы по серпу луны, то вскоре сможете любоваться ночным светилом Ахеменидов в качестве слуг-поселенцев где-нибудь в провинции Элам или периэков[20]в их столице Сузе. Мы, афиняне, при поддержке платейцев обратили варваров в бегство. Во всяком случае, их пока не видно.

На лице Лисия, высокорослого, жилистого спартанца со спутанными черными волосами, появилось глупое выражение, и он пробормотал что-то вроде извинения. Мол, Спарта находится более чем в тысяче стадиев от Аттики и войску нужно три дня, чтобы преодолеть это расстояние. А желание богов, чтобы воины не выступали в поход до наступления полнолуния, для них высший закон.

Не ожидая ответа, спартанский военачальник коротко объяснил ситуацию своим людям и, подняв руку, попрощался с афинскими полководцами. Через некоторое время он отдал приказ войску отправляться в обратный путь.

— Я уверен, что обратно они пойдут ускоренным маршем, — заметил Фемистокл, обращаясь к Мильтиаду, и добавил: — Чтобы потренироваться.

К ним подошел третий афинский полководец, Эсхил.

— Ты, наверное, восхищаешься физическими качествами спартанцев? — с укором спросил он Фемистокла. — Твое дело. Но помни, что мы, греки, состоим не только из мускулов. Кроме них мы наделены еще и трезвым разумом. Как бы ни был человек силен физически, чудовищные силы моря, воздуха и земли можно обуздать только силой своего разума.

Фемистокл обиженно смотрел перед собой. Наблюдая, как спартанцы перестраивают свои порядки для марша, Эсхил продолжал:

— Ты думаешь, наши гоплиты выиграли битву при Марафоне благодаря физическому превосходству? Конечно, нет. Варвары пали жертвой военной хитрости нашего полемарха. Каллимах и Мильтиад не превосходили варварских предводителей Датиса и Артафрена физически. Они просто были хитрее. Наша тактика организовать атаку на варваров в беге, чтобы уйти от града их стрел, смутила тупых азиатов настолько, что они больше не были в состоянии разумно вести боевые действия. Это была победа духа над телом.

Мильтиад перебил Эсхила, самого молодого из афинских полководцев.

— Твоими устами говорит неопытность, — сказал старик, — а потому попридержи язык. Ибо, как это часто бывает, истина лежит посередине. Что толку в самой хитрой военной тактике, если для ее осуществления у тебя в наличии только слабые или неопытные бойцы? Это так же губительно, как и в том случае, когда пышущие здоровьем солдаты беспорядочно машут тяжелыми булавами налево и направо.