Чёрная Тень - Себастьян де Кастелл

О предки, как же я хотел вернуться домой.

Конечно, дома мне желало смерти куда больше людей, чем во всем приграничье. И как прикажете мне защищаться от боевых магов и магов-ищеек, когда я не смог отбиться даже от тощего тринадцатилетнего мальчишки? Рейчис, примостившийся у меня на плече, громко фыркнул. Несмотря на то что он был великоват и тяжеловат, дабы сделать поездку удобной для всех нас, он завел привычку устраиваться у меня на плече — и не только из симпатии ко мне: коротышка просто любил смотреть на всех свысока.

— Надо было слушать меня, — прошепелявил он. Иногда он прикладывался к фляжке с выпивкой, которую Фериус хранила в седельной сумке. Я несколько раз открывал и закрывал рот и, наконец, сумел произнести слова внятно, хотя мне было больно.

— Это в чем же?

Рейчис снова фыркнул мне в ухо. Это он так вздыхает.

— Во-первых, вцепиться зубами ему в глотку, — он широко раскрыл пасть, демонстрируя клыки, и выпятил челюсть. — А потом трясти, пока горло не порвется. Пустяк.

— Ага. В следующий раз запомню.

Нет смысла спорить о драках с белкокотом. Всякий раз, когда я вступал в спор, он кусал меня и говорил: «Видишь? Видишь? Ну и кто теперь глупое бессловесное животное?»

— А еще можно глаза вырвать, — добавил он. — Тоже работает.

— Понял.

— Или уши оторвать. Так сразу и не подумаешь, но, когда отрываешь кому-то уши, ему и правда больно.

Фериус усмехнулась.

— Мелкий засранец опять про глаза талдычит?

У Фериус нет такой связи с Рейчисом, благодаря которой у меня в голове его верещание и ворчание превращаются в слова, но она явно провела достаточно времени в обществе белкокотов, чтобы знать, что они считают себя лучшими среди хищников.

— Сейчас он начал про уши, — ответил я.

Фериус покачала головой, и ее рыжие кудри тоже всколыхнулись.

— С белкокотами всегда так. Глаза, уши, языки. Хоть бы что-то новенькое иногда придумывали.

— Эй, я вшегда говою — абоает — и хоошо.

Я повернул голову и посмотрел на Рейчиса.

— Ты что, пьян? Говоришь как-то странно.

Фериус усмехнулась.

— Он не пьян, малыш.

— Тогда что же?..

Нечто вроде самодовольной ухмылки осветило мохнатую мордочку белкокота.

— Что ты натворил, Рейчис?

Он не ответил, поэтому я уставился на него в упор. От игры в гляделки ему не по себе. Через несколько секунд он открыл пасть, поднял язык, и я увидел три монетки.

— Вот паршивец… Ты пробрался в лавку? Пока из меня делали отбивную, ты залез в лавку и снова украл?

Рейчис соскочил с моего плеча на переднюю часть седла, залез лапой в пасть и достал монетки.

— Эй, забыл, что ли, что эти жлобы ограбили нас? — пробормотал он. — Должен же был кто-то вернуть наши потом и кровью заработанные денежки.

И он запихнул монетки в черный мешочек под седло. Он попросил меня купить этот мешочек, чтобы ему было где хранить свои личные сокровища, и однозначно дал понять, что случится с пальцами, которые случайно залезут внутрь. Вот вам и «наши» потом и кровью заработанные деньги.

Мы ехали, пока солнце не скрылось за горизонтом. Только тогда Фериус спросила:

— Готов поговорить о том, что произошло в городке, малыш?

— Когда меня едва не задушили?

— Когда ты едва не оторвал мальчишке голову своим заклинанием.

Предполагалось, что Фериус учит меня выживать. Как по мне, она куда больше беспокоилась о других людях.

— Таким количеством порошка никого не убьешь, — настаивал я. — Разве что…

— Разве что… Подожжешь? Изуродуешь на всю жизнь?

— Это все Черная Тень, — попытался объяснить я. — Иногда от нее…

— Она показывает тебе безобразие этого мира, Келлен, — оборвала меня Фериус. — Это не дает тебе права быть таким же безобразным. Путь аргоси не такой.

«Путь аргоси. Что бы это ни значило».

Я хотел отвернуться, но она протянула руку и взяла меня за подбородок. Хватка у нее была цепкой, ей даже не помешало то, что мы ехали верхом.

— Линий становится больше каждый раз, как ты используешь магию, верно?

— Тебе кажется, — сказал я, стряхивая ее руку. — И вообще, как еще мне защищаться, если ты не учишь меня боевым приемам аргоси?

— Сколько раз говорить тебе, малыш, таких приемов не существует, — она достала из жилетного кармана длинную тонкую курительную соломинку. — Драцца — тоже не путь аргоси.

«Драцца» — так Фериус говорит всякий раз, как я влипаю в неприятности.

— Но я же видел, как ты побила этого амбала в городке. Он же был здоровый, как буйвол.

— Не маленький, — согласилась Фериус. — Но я с ним не дралась. Я с ним немного потанцевала.

— Его удар обычному человеку голову бы снес. У тебя челюсть небось железная!

Она улыбнулась, словно я сказал что-то смешное, и зажгла свою соломинку от спички, извлеченной из рукава льняной сорочки. Глубоко, медленно затянувшись, она выпустила густой клуб дыма, окутавший нас голубовато-белой пеленой.

— Малыш, челюсть у меня не крепче твоей. Или любой другой. Вспомни, что ты на самом деле видел, а не то, что ожидал увидеть.

У меня хорошая зрительная память — развилась за годы практики представления заклинаний перед тем, как их сотворить. Я вспомнил драку. Фериус, отставив правую ногу назад и наклонившись вперед, подставила челюсть противнику. Косой замахнулся, и вся сила разворота ее бедер и плеч ушла в его удар. А потом… Было что-то странное в том мгновении. Все произошло слишком быстро, чтобы толком рассмотреть, но когда я задумался о том, что же я видел, я мог поклясться, что, к тому моменту, как удар Косого достиг цели, Фериус не только развернулась на 180 градусов, но и всем телом отклонилась назад. А это значило, что ровно в тот миг, когда кулак коснулся ее лица, Фериус развернулась, в точности следуя за линией удара, чтобы ослабить его силу.

— Ты обманула его, — вдруг сказал я. — Выглядело так, как будто он тебе врезал, но ведь он тебя едва зацепил, так?

Фериус потерла челюсть.

— Он меня зацепил достаточно. Не то сообразил бы, что я увернулась от основного удара.

— Но двигаться так быстро, это же…

— Танец, — сказала она.

Изучая магию, прежде всего учишься точности. Заклинания — точная наука. Каждый слог, каждая соматическая фигура, каждый образ, который рождается в голове, — все должно быть безупречно. Но вся моя наука и близко не подходила к тому, что должна была уметь Фериус, чтобы провернуть такое.