Мой любимый герцог - Амелия Грей

Марлена в бессильной ярости сжала кулаки: все в ней протестовало против такого развития событий, – сделала несколько шагов к герцогу и выпалила:

– Это не может быть правдой.

– И тем не менее это так, – уверенно заявил герцог. – Олингуорт обратился ко мне с просьбой, и я, после долгих раздумий, основательно приправленных бренди, согласился.

Сердце Марлены забилось чаще. Ей казалось, что, если она будет ему противоречить, все окажется неправдой.

– Он не мог так поступить со мной – отдать под опеку…

– Повесы? – любезно подсказал герцог и усмехнулся. – Мисс Фаст, я отлично знаю, что собой представляю, и тоже не сразу поверил, что Олингуорт хочет поручить опеку над вами именно мне. Еще хуже мне было на следующий день, когда я осознал, что согласился, письмо уже отправлено и у меня нет ни одного шанса его вернуть.

– Вы согласились стать моим опекуном, когда были… в нетрезвом состоянии? – не поверила своим ушам Марлена.

Его черные глаза насмешливо блеснули.

– Боюсь, это единственная причина, которая объясняет столь необычное для меня отсутствие здравого смысла.

Марлена не думала, что ее можно оскорбить еще больше, и ошиблась. Где же его честь? Ах да, совсем забыла: у него ее нет. Герцог – живое воплощение всех грехов, о которых она слышала и читала (ну и писала, конечно).

Теперь, когда можно было больше не бояться, что ее вот-вот увезут в тюрьму, а потом отправят на виселицу, Марлена почувствовала себя значительно лучше.

– Не могу поверить, что вы признаетесь в таких возмутительных поступках.

– Это правда, и я не чувствую ни удовольствия, говоря об этом с вами, ни вины. – Он сделал паузу. – Знаю, вы уверены, что таким, как я, нельзя поручать опеку над невинной юной леди.

– Да, и не только, – прошипела мисс Фаст сквозь стиснутые зубы. – Это вообще сущее безумие.

– Согласен.

В голове Марлены металось слишком много мыслей, чтобы она могла в них сразу разобраться. Она вспомнила, с каким интересом герцог смотрел на нее на улице, хотя едва ли его можно за это винить. Хороша же она была – в испачканном переднике, садовых перчатках, чумазая.

– Но почему вы взяли на себя такую ответственность, осознавая, что вас, повесу, даже в обществе принимать не должны? Ведь, насколько я понимаю, никто не приставлял к вашей голове пистолет независимо от количества пойла, которое вы предварительно употребили.

Рат поморщился, и Марлена даже решила, что зашла слишком далеко, но лицо герцога тут же расслабилось и он усмехнулся – правда, невесело, – а еще хмыкнул – хрипловато, маняще и настолько интригующе, что Марлена по непонятной причине разволновалась сверх всякой меры. Этот мужчина выглядел таким естественным и привлекательным, так откровенно наслаждался ее возмущением, что ей захотелось топнуть ногой. Несправедливо это!

– Поставщик моего превосходного бренди, мисс Фаст, был бы обижен, услышав, что вы назвали его продукцию пойлом. Ну а если без шуток, Олингуорт хотел, чтобы я взял ответственность за вашу судьбу, потому что считал такой исход наилучшим для вас.

– Вы шутите.

– На сей раз нет.

Да, поняла Марлена, так и есть, и неожиданно взглянула на герцога совершенно другими глазами. Его воротничок не был накрахмален, а бант шейного платка совсем потерял форму. Или это вовсе не бант? Непонятно, но в любом случае этот предмет туалета был завязан так небрежно, словно ему даже не пытались придать модный вид. Большинство аристократов носили так сильно накрахмаленные воротнички, что едва могли поворачивать голову и были вынуждены ходить с задранным подбородком, что придавало им в высшей степени высокомерный вид. Согласно тому, что она читала и слышала, они и вели себя соответственно: заносчиво и жестко. А этот герцог совсем не выглядел таковым. Очевидная комфортность одежды лишь добавляла ему очарования и какой-то мальчишеской непосредственности.

– Олингуорт не сомневался, что мой отец сделал бы для него все, если бы был жив, поэтому и доверил позаботиться о вас мне. И я приложу все усилия, чтобы вы сделали хорошую партию.

Марлена посмотрела на конверт, который все еще держала в руках, внезапно почувствовала, что задыхается, и что есть силы дернула запутавшуюся полоску сатина, на которой висела шляпа. Но вовсе не эта невесомая соломенная вещица мешала ей дышать: в ней все бурлило и кипело негодованием. Если не считать потери родителей в раннем возрасте, опекунство герцога Ратберна – худшее, что могло произойти в ее жизни.

Сможет ли она и дальше писать о таких, как он? Да, это ее долг – во всяком случае, еще некоторое время, хотя бы до начала сезона. Возможно, какой-нибудь джентльмен сделает Евгении предложение, она больше не будет сидеть на шее у сестры, и тогда Марлена сможет отказаться от своих скандальных разоблачений, как и планировала ранее.

Но что ей делать, если герцог вдруг все же узнает, что она и есть мисс Труф?

Нет, что будет делать он, а точнее – что сделает с ней?

Впрочем, сейчас это не имеет значения, поскольку перестать писать она не может. Издатель хоть и платил ей не много, но ее доходов хватало для Евгении и ее замужней сестры Вероники: Марлена оплачивала им содержание дома. Нет, пока она не может отказаться от своей писанины, еще не время.

Но как быть с герцогом? У нее не было возможности повлиять на выбор опекуна, а управлять своим наследством она пока не могла. С этим ей придется смириться.

– Я не понимаю, – пробормотала Марлена скорее себе, чем Рату, и положила запечатанный конверт на стол возле лампы. – Мистер Олингуорт был очень добр ко мне все эти годы, всегда давал гораздо больше свободы, чем имеют большинство юных леди. Почему же теперь проявил такую жестокость?

– Если вам станет от этого легче, можете считать, что таким образом он хотел наказать меня, а не вас.

– Вас? – воскликнула Марлена.

Его высокомерие не знает границ! Но с другой стороны, он типичный аристократ, распутник и повеса. Чего еще от него ждать? Такие, как он, думают только о себе, не считаясь с желаниями окружающих.

– Каким образом? Вы определенно заслуживаете наказания за все свои художества, но в данном случае наказана я.

Рат нахмурился – первый признак того, что его терпение и благие намерения подходят к концу, – и сделал шаг к ней.

– Неужели вы считаете, что мне было легко взять на себя ответственность за будущее юной леди?

– Вы могли отказаться.

– Я бы, безусловно, так и сделал, если бы все дело было только в этом. Поверьте, у меня нет ни малейшего желания нести за кого-то ответственность, особенно за юную девицу, которая предпочитает копаться в земле, вместо того чтобы чинно сидеть в гостиной и учиться рисовать или вышивать.

Марлена стояла на своем.

– Мне просто нравится возиться в саду, и, слава богу, мистер Олингуорт никогда не запрещал мне этим заниматься, когда я жила в его дома в Котсуолде.