Трудное счастье - София Джеймс

Ни одна армия не может существовать без надежных линий коммуникации. В обязанности Люсьена и его подчиненных входило следить за тем, чтобы каждая депеша или рапорт были доставлены в срок и по назначению, а все отданные приказы исполнены в точности. Но иногда от них требовалось нечто большее – например, перехватить что-то из корреспонденции французов, будь то важный документ или даже личное письмо, в котором содержались ценные сведения.

В группе Люсьена причудливо смешивались многие национальности, и она лишь условно являлась частью английской армии. Поэтому Люсьен и боялся, что их могли оставить на произвол судьбы. Что же с ними стало?

– На поле, где вы меня нашли, было много убитых? – спросил он у Алехандры.

– Да, немало – и французов, и англичан. Но, не войди в гавань корабли, французы могли перебить еще больше ваших солдат. Обитатели Ла-Коруньи обеспечили британским войскам надежное прикрытие, пока те в беспорядке бежали к морю.

Если все действительно происходило так, как описывала Алехандра, значит, каждый был сам за себя. Увы, не будь Люсьен ранен, вряд ли он смог бы что-то сделать для своей команды. Даже сейчас его положение оставалось весьма сомнительным, а будущее было под большим вопросом.

Люсьен прислушался к своим ощущениям, пытаясь оценить, насколько серьезно пострадал. Без сомнения, у него был жар, и даже самые простые движения давались с трудом. Люсьен не чувствовал плеч и верхней части спины. Левую руку будто покалывало мелкими иголочками, да и живот подвело, но отнюдь не от голода. Наоборот, при любой мысли о еде его начинало тошнить. Впрочем, есть Люсьену, похоже, было нельзя – ему давали только воду, которую он пил мелкими глотками.

Люсьен взглянул на Алехандру и улыбнулся, однако та нахмурилась – похоже, раскусила его притворство.

– У вас есть родные? Мать? – между тем спросила Алехандра. Типичный женский вопрос.

– Да. Нас в семье четверо детей. Раньше нас было больше, но потом отец и младший брат погибли.

– И все же семейство у вас немаленькое. Иногда жалею, что…

Алехандра осеклась, не договорив. Люсьен обратил внимание, как напряженно дернулась жилка на ее шее. Алехандра старалась не слишком откровенничать – военное время сделало людей осторожными и скрытными, – никогда не знаешь, с кем имеешь дело. Но Люсьену откровенность и упоминания о семье могли помочь и спасти его. Если расположишь к себе врага, возможно, у него не поднимется рука тебя прикончить.

В этом регионе Испании все привыкли к нестабильности и тому, что положение дел может перемениться в одночасье. Битвы то выигрывали, то проигрывали, то снова выигрывали. Но когда у границ твоей страны стоит армия из трехсот тысяч французов, главнокомандующий которой – сам Наполеон, шансов на победу мало. Если английские войска не вернутся в самое ближайшее время, Испанию постигнет та же судьба, что и все другие, прежде свободные государства Европы. При этой мысли у Люсьена нестерпимо разболелась голова.

* * *

На следующий день девушка вернулась, чтобы почитать ему. То же самое повторилось и в следующие два дня. Мелодичным голосом читала она первую часть романа Сервантеса «Дон Кихот». Люсьен перечитывал это произведение несколько раз, да и девушке оно тоже, видимо, было хорошо знакомо, потому что иногда она поднимала глаза от книги и произносила целые отрывки по памяти. Ему нравилось слушать голос Алехандры и наблюдать за ней. Когда Алехандра улыбалась, на ее щеках появлялись глубокие ямочки, а иногда она жестикулировала, подчеркивая ту или иную авторскую мысль. Когда же рукав алого мундира сполз, Люсьен обратил внимание на белые шрамы на ее тонком запястье.

Закончив читать, Алехандра захлопнула книгу, откинулась на спинку широкого кожаного кресла и внимательно посмотрела на Люсьена.

– Художественное слово есть язык души, не правда ли, капитан?

Люсьен кивнул – он не мог не согласиться со столь точным замечанием.

– Когда Сервантес был солдатом, он пять лет провел во вражеском плену. Полагаю, пережитое послужило хорошим материалом для его книги.

– Я не знала.

– Возможно, именно так зародилась идея романа. Положение пленника всегда ненадежно, поэтому он над многим задумывается и задается бесчисленными вопросами.

– Вы сейчас говорите о Сервантесе или о себе?

– Вы весьма проницательны. Военнопленный каждый день гадает: вдруг враги решили, что живым он не принесет им никакой пользы?

– Вы не военнопленный и не узник, а в этой комнате остаетесь только потому, что ранены и слишком слабы, чтобы подняться с постели.

– Алехандра, мне прекрасно известно, что дверь этой комнаты каждый раз запирают снаружи.

Нахмурившись, девушка отвернулась.

– Не судите по первому впечатлению, – сказала Алехандра и встала. – Несмотря на всю внешнюю суровость, мой отец – вовсе не тот человек, который может убить беззащитного раненого без всякой причины.

– Кто же знает, какую причину он может счесть достаточно весомой для расправы со мной? Соображения целесообразности? Или ему просто будет достаточно выйти из себя? Мое присутствие в этом доме не по душе Эль Венгадору.

Люсьен поднял руку и отметил, как сильно она дрожит даже от такого незначительного напряжения.

– Ну, так поправляйтесь скорее, – посоветовала Алехандра, не скрывая раздражения. – Если сможете дойти до двери, будете дышать свежим воздухом на террасе, потом совершать все более длительные прогулки. И наконец, нас покинете.

Вместо ответа, Люсьен взял лежавшую возле кровати Библию и протянул ее Алехандре.

– Как этот несчастный?

Озадаченная девушка открыла Священное Писание на странице, отмеченной закладкой в виде плетеного золотого шнура. «Помоги. Я все прощаю», – было выведено углем на полях дрожащей рукой.

Взгляд Алехандры невольно обратился к ряду зарубок на известке под окном, и Люсьен окончательно убедился, что его догадка об их происхождении верна.

– Этот человек тоже был пленником в вашем доме и его держали в той же комнате, что и меня?

При этих словах девушка побледнела как полотно, лицо ее исказила гримаса боли, она торопливо перекрестилась.

– Вы ничего не понимаете, капитан. Поверьте, вы даже не представляете, кто он такой и как сложились обстоятельства. Не вздумайте упомянуть об этом человеке при отце, он убьет вас, и я не смогу защитить.

– Но все же попытаетесь?

В комнате стало тихо. В этот момент Люсьен осознал, что его влечет к этой женщине. Таких красавиц ему еще встречать не доводилось, но дело было не только во внешней привлекательности. Люсьена покорило то, как сильно и глубоко эта темпераментная испанка умела чувствовать. А еще в ее сердце жил такой же гнев, какой испытывал он сам. Алехандра с одинаковой уверенностью брала в руки клинок и книгу, в глазах ее читались мудрость и грусть.