Туарег. Серебряный мираж - Иман Кальби

Там, впереди, победителя в свои объятия ждет база, но ей нет смысла сейчас ехать туда… Меньше всего сейчас ей хочется собирать похвалы и признания. Свою победу она одержала, и еще успеет ее отпраздновать… Один на один с закатом в пустыне… Вот ее главное удовольствие и награда, вот ее триумф… Иштар не может противостоять внезапному порыву, невольно оборачивается на черную фигуру мужчины, сбавившего обороты и тем самым демонстрирующего признание победы соперника. Его величественный образ навсегда останется в ее памяти как составная этого сладкого безрассудства, оазиса ее жизни…

Не останавливается. Дает вправо и отъезжает подальше от базы, но тут понимает, что рядом снова все активнее нарастает рев мотора другого мотоцикла. Оглядывается. Туарег. Он не оставляет ее… Преследует. Это почему– то вызывает улыбку… Внутри зреет странное чувство, незнакомое. Чувство азарта и… чего– то еще… Впервые ей хочется посмотреть противнику в глаза без спасительного покрова шлема, подразнить… Открыть если не всю себя, то хотя бы факт того, что она девушка… Что он только что проиграл ей…

Останавливается, давая ему возможность объехать ее и тоже остановиться. Моторы глохнут, они двое теперь остаются один на один с пустотой и тишиной пустыни. Такой безразличной и серьезной одновременно.

Иштар сама не понимает, что делает. Снимает с головы шлем, открывая ему свои глаза в прорезе балаклавы и пучок собранных наверх белых волос. Кто– то скажет, что это совсем немного, но для нее–  это как шаг в обрыв… Никогда еще ее разоблачение не было так близко…

– Женщина,–  то ли с улыбкой, то ли с досадой выдает Туарег. Он теперь тоже снял шлем. Тоже только в балаклаве. И она тоже видит его глаза. Прожигающие, испепеляющие. Иссушивающие, как жар пустыни.

– Кто ты, женщина?– спрашивает хрипло… Этот голос тоже словно из пустыни, словно сам шепот ее барханов. Он царапает ее слух. Его английский уверенный, беглый, но не избавлен от типичного акцента жителей Севера Африки. Наверное, именно таким она его и представляла… Сама себе усмехается–  зачем она вообще представляла его голос… Это все похотливая Кейт виновата. Накрутила ее… Вот же она обрадуется, узнав, что Иштар уделала героя ее отнюдь не романтических грез…

– Я, Туарег, твое поражение,–  сама не понимает, как произносит это, не своим, каким– то женственно– утробным, влекущим голосом, – серебряный мираж в пустыне, который тебе никогда не постигнуть и не догнать…

Она не дожидается его ответа. Быстро надевает обратно на голову шлем и стартует. Рев мотора снова заполняет ее уши, но она почему– то уверена, что слышит позади его заливистый смех. Сердце колотится так сильно, что вот– вот выпрыгнет, освободив ее жаждущую вырваться из тисков бандажа грудь. Адреналин. Свобода. Безрассудтво. Они разливаются по ее венам, насыщая кровь подобно тому, как это делает кислород… Еще немного наслаждения этим чувством–  и она будет готова снова вернуться в свою привычную, размеренную жизнь…

Иштар не спешила возвращаться в лагерь. Быстро отписала по спутниковому телефону Кейтлин, что все в порядке, скинула свою геолокацию. У нее было не больше часа, чтобы побыть один на один с самым красивым закатом в мире. А потом покои древних песков нарушит навязчивый гул джипа, который приедет за ней… заберет обратно, в ее реальность…

Почему– то сердце сковали тоска и печаль… Сегодняшний день принес ей не только небывалое счастье, но и что– то изменил внутри… Только сейчас Иштар отчетливо поняла, как несвободна она была, как ограничена… До последнего она умела сдерживать отчаянно рвущуюся наружу стихию анархии. Ей казалось, что ее нрав можно обуздывать вот такими секретными сумасшествиями, подобными катарсису, но именно сегодня грань между вымыслом и реальностью, между миражом и правдой пустыни проявила себя особенно отчетливо, заставив понять, что параллельно, совсем рядом–  протяни и возьми–  может быть совсем иная жизнь… Наполненная приключениями, вольностями, сумасшествиями… И эта жизнь была реальной… Она не ограничивалась лишь краткими минутами соревнования, выцарапанными у судьбы… Она думала об этом параллельном мире, а перед глазами у нее стоял Его взгляд…

Солнце все сильнее наливалось ярко– красными оттенками, окрашивая степенные очертания барханов в багрово– оранжевые тона. Иштар вглядывалась в эту красоту и пыталась надышаться пылью пустыни, которая была для нее приятнее и целебнее, чем самый чистый, наполненный озоном воздух…

Зажмурилась, услышав вдали неприятный, похожий на жужжание докучающего насекомого, гул мотора… Ну вот и все… Вот и закончился ее маленький бунт, о котором будут знать только она и Кейтлин. Даже механик Мурад пребывал в блаженном неведении, что его работодатель–  женщина. Иштар в последний раз вдохнула душный, перегретый воздух пустыни и напялила шлем.

Джип подъехал и резко затормозил, обдав ее облаком песка, застелив на мгновение обзор. Когда видимость восстановилась, девушка невольно охнула. Вместо подруги с помощником она увидела перед собой странных мужчин с закрытыми арафатками[4] лицами и ружьями наперевес… Это какая– то шутка? Это отец что– то прознал и сейчас гневается, прислав за ней грозных охранников? Начала нервно оглядываться по сторонам, неуверенно отступая к мотоциклу. А потом почувствовала, как чьи– то руки ее хватают сзади, а глаза застилает темнота. Последнее, что она помнила, как с нее резко сорвали шлем и балаклаву, чтобы тут же приложить к носу и рту грязную тряпку, пропитанную какой– то вонючей жидкостью.

________________________

[1] Клипоны мотоцикла–  комплект руля мотоцикла, состоящий из двух кронштейнов и двух трубок руля.

[2] Здесь–  устройство для приведение в действие спускового механизма.

[3] Сухой, знойный ветер в пустынях Аравии и Северной Африки

[4] Мужской головной убор, популярный в арабских странах.

Иштар долго и мучительно приходила в себя, пытаясь избавиться от ощущения пыльного морока в тяжелой голове. Пересохшее ощущение во рту с привкусом химической горечи, удушающий запах ацетона… Последний запах она узнала. Так пахли неухоженные конюшни, заброшенные фермы и вольеры в плохих зоопарках… Насилу разлепила глаза–  очертила ими обрывчатые круги–  угадала. Место, где ее держали, напоминало старый хлев–  наскоро сколоченный сарай, засыпанный внутри соломой. Только животных тут почему– то не было. Иштар попыталась пошевелиться, но не смогла, ее руки были крепко связаны бечевкой между собой и примотаны к стойлу, да так, что при малейшем ее движении мышцы сводило болезненными спазмами.

– Не стоит трепыхаться, птичка,–  раздался рядом шершавый, возрастной женский голос, говорящий на довольно сносном английском.

Девушка испуганно подняла глаза, чтобы встретиться с морщинистым, уродливым лицом. Таким некрасивым его делали отнюдь не природные черты, а смесь похоти, порока и чего– то еще низменного, что недвусмысленно читалось в глазах старухи. Потом Иштар отчетливо смогла определить то самое третье чувство–  жажда наживы…

Она подошла и распустила все еще собранные в тугой пучок волосы девушки.