Нанкинская резня - Айрис Чан

в самом деле последние мгновения вашей жизни, вы могли умереть хотя бы с небольшим комфортом, зная, что кто-то о вас позаботился. Фотографии на той стене в Купертино иллюстрировали, что не просто один человек, но сотни тысяч могут лишиться жизни по прихоти других и на следующий день их смерть будет лишена всякого смысла. Но еще более впечатляло то, что причинившие все эти смерти (самую ужасающую, пусть даже неизбежную, человеческую трагедию) могли еще и унижать своих жертв, вынуждая их погибать в муках и с позором. Меня внезапно охватила паника при мысли, что подобное жуткое неуважение к смерти, подобный атавизм в эволюции человеческого общества может стать лишь исторической сноской, воспринимаемой как некий безобидный сбой в компьютерной программе, который может больше не вызвать никаких проблем – если кто-то не вынудит мир навсегда о нем запомнить.

Во время конференции я узнала, что в работе уже находятся два романа о Нанкинской резне («Небесное дерево» и «Шатер оранжевого тумана», оба опубликованы в 1995 году)[19], а также иллюстрированное издание («Нанкинская резня: неопровержимая история в фотографиях», опубликована в 1996 году). Но в то время никто еще не написал полноразмерного популярного изложения о Нанкинской резне на английском языке. Углубляясь далее в историю резни, я узнала, что исходный материал для подобной книги всегда существовал и был доступен в Соединенных Штатах. Американские миссионеры, журналисты и военные оставляли для потомства в дневниках, фильмах и фотографиях свой собственный взгляд на эти события. Почему же никто из других американских авторов или ученых не разрабатывал эту богатую жилу, чтобы написать документальную книгу или даже диссертацию, полностью посвященную Нанкинской резне?

* * *

Вскоре я получила частичный ответ на странную загадку, почему Нанкинская резня остается относительно неизвестной в мировой истории. Она не проникла в мировое сознание так же, как холокост или Хиросима, потому, что продолжали хранить молчание сами ее жертвы.

Но каждый ответ предполагает новый вопрос, и мне стало интересно, почему жертвы этого преступления не призывали к справедливости. Или если все же призывали, то почему их просьбы никто не услышал? Вскоре мне стало ясно, что хранителем завесы тишины была политика. Китайская Народная Республика, Китайская Республика Тайвань и даже Соединенные Штаты причастны к историческому пренебрежению данным событием по причинам, корни которых уходят в холодную войну. После коммунистической революции 1949 года в Китае ни Китайская Народная Республика, ни Китайская Республика не потребовали военных репараций от Японии (как Израиль от Германии), поскольку оба правительства соревновались за торговлю с Японией и политическое признание с ее стороны. И даже Соединенные Штаты, столкнувшись с угрозой со стороны коммунистических режимов Советского Союза и материкового Китая, стремились обеспечить дружбу и лояльность своего бывшего врага, Японии. Таким образом, напряженность времен холодной войны позволила Японии избежать той интенсивной критики, которой вынуждены были подвергнуться ее военные союзники.

Более того, атмосфера страха в Японии сдерживала открытую научную дискуссию о Нанкинской резне, еще больше подавляя распространение информации об этом событии. В Японии высказывание истинного мнения о китайско-японской войне могло – и до сих пор может – угрожать карьере и даже жизни. (В 1990 году Мотосима Хитоси, мэр Нагасаки, был застрелен за слова, что император Хирохито несет некоторую ответственность за Вторую мировую войну.) Подобное всепроникающее чувство опасности не способствовало желанию многих серьезных историков посещать японские архивы с целью проведения исследований по данной теме. И мне неоднократно говорили в Нанкине, что Китайская Народная Республика редко позволяет своим ученым поездки в Японию из-за опасений за их физическую безопасность. В таких обстоятельствах получение доступа к японским архивным источникам о Нанкинской резне стало крайне сложным для людей, не принадлежащих к островной нации. Вдобавок большинство ветеранов, участвовавших в Нанкинской резне, по большей части не проявляют никакого желания давать интервью о тех событиях, хотя в последние годы некоторые отважно бросили вызов остракизму и даже смертельным угрозам, опубликовав свои рассказы.

Больше всего озадачивал и огорчал меня в процессе написания этой книги настойчивый отказ японцев признать собственное прошлое. Дело не только в том, что Япония выделила пострадавшим менее одного процента от той суммы, которую выплатила Германия в качестве военной репарации своим жертвам. Ведь, в отличие от большинства нацистов, которые, если даже не оказались за решеткой за свои преступления, то были, по крайней мере, исключены из общественной жизни, многие японские военные преступники продолжали после войны занимать влиятельные должности в промышленности и правительстве. Тем более, что, пока немцы неоднократно приносили извинения жертвам холокоста, японцы похоронили своих военных преступников в храме в Токио – поступок, который один из американцев, ставший военной жертвой японцев, назвал политическим эквивалентом «возведения собора в честь Гитлера посреди Берлина»[20].

В процессе этого долгого и тяжелого труда движущей силой для меня был постоянный отказ многих известных японских политиков, ученых и промышленников признать, несмотря на многочисленные свидетельства, что Нанкинская резня вообще имела место. В противоположность Германии, где учителям запрещено законом вычеркивать холокост из программы по истории, японцы в течение десятилетий систематически убирали упоминания о Нанкинской резне из своих учебников. Они изъяли фотографии Нанкинской резни из музеев, отредактировали оригинальные источники и вычеркнули из популярной культуры любые упоминания о ней. Даже уважаемые профессора-историки вступили в ряды правых сил, чтобы совершить то, что они считают своим национальным долгом: дискредитировать любые сведения о Нанкинской резне. В документальном фильме «Во имя императора» один японский историк целиком отрицает Нанкинскую резню со словами: «Даже если бы погибли двадцать или тридцать человек, это стало бы громадным шоком для Японии. До этого времени японские войска вели себя образцово». Именно эта преднамеренная попытка некоторых японцев исказить историю больше всего утвердила меня в необходимости данной книги.

Однако сколь бы мощным не являлся этот конкретный фактор, данная книга является также реакцией на нечто совершенно иное. В последние годы искренние попытки вынудить Японию повернуться лицом к последствиям ее поступков стали называться «избиением Японии». Важно отметить, что я вовсе не утверждаю, будто Япония была единственной империалистической силой в мире или даже в Азии в первой трети XX века. Китай сам пытался расширить свое влияние на соседей и даже вступил в соглашение с Японией о разграничении зон влияния на Корейском полуострове, так же как европейские державы в свое время делили коммерческие права на Китай в XIX веке.

Что еще важнее, было бы плохой услугой не только мужчинам, женщинам и детям, лишившимся жизни в Нанкине, но и самому японскому народу заявлять, что любая