В поисках прошлого - Джемма О'Коннор

На похоронах дедушки случилась одна странная вещь. В церкви я вдруг начал вспоминать, а была ли заупокойная служба по моему отцу. Мне говорили, что его яхта затонула, попала в ужасный шторм, а Джон Спейн погиб, пытаясь его спасти. Но в этой истории концы как-то не сходились с концами. Правда ли, что он действительно погиб? Я бросил тайком взгляд в сторону Фрэнка и матери, которые выглядели очень напряженными и несчастными, как закоренелые грешники, и тут понял, что я очень мало знаю о собственном происхождении. Как будто я вдруг появился на свет мальчишкой восьми лет от роду, Гилом Рекальдо. Странно, правда?

Пока викарий бормотал что-то о якобы имевшихся у дедушки достоинствах и добродетелях, у меня в голове уже забурлил настоящий водоворот догадок. Этот момент и стал мгновением принятия решения, хотя подозреваю, что я, должно быть, неосознанно уже некоторое время шел к этому, потому что планы вернуться во Францию внезапно открыли передо мной широкий спектр разных возможностей. Что, если с месяц поработать там на верфи, а потом смотаться в Западный Корк? Я подумал, ведь, если меня возьмут в судовую команду, будет затруднительно выяснить, в порту я или в море, а стало быть, никто и не заметит моего отсутствия, даже если я буду не очень регулярно выходить на связь с родственниками.

И я решил: несколько недель поработаю в составе экипажа яхты, а потом отправлюсь бродяжничать. Но когда вернулся в Лa-Рошель, обещанное мне место в чартерной компании оказалось занято, и мне пришлось вернуться к той же работе мальчика на побегушках; невеликие заработки, по крайней мере недостаточные для того, чтобы хоть что-то откладывать. Однажды, когда я мыл одну из чартерных яхт, здорово загаженную бандой каких-то ирландских парней, нашел на ней забытый журнал «Кара», какие компания «Эр Лингус»[4]раздает пассажирам в полете. Я просматривал его, лениво листая страницы, и вдруг наткнулся на статью о местах в устье реки Глар. В моем устье. И в тот момент, увидев фотографии, я почувствовал, что меня туда прямо-таки затягивает. Один снимок был, должно быть, сделан из нашего сада. Меня как будто отбросило назад во времени: вид был в точности такой, какой я помнил, когда ребенком сидел на причале и смотрел на бухту. На противоположном берегу виднелся тот самый дом, в котором жила та американка. В голове словно что-то взорвалось. Я понял, что время пришло. Неделю спустя я добрался автостопом до Бове и купил дешевый билет на дополнительный рейс до Дублина. Я никому не сообщал, куда направляюсь. Что до родителей, те были уверены, что я по-прежнему в Ла-Рошели. Мобильный телефон все-таки великая вещь!

Е-мейл от редактора литературного раздела «Дублин дейли ньюс» Фионе Мур

Миссис Мур! Мне нравится ваше предложение. Нужно несколько дней, чтобы обдумать ваш проект — мы тут сейчас немного завалены материалами, но я свяжусь с вами через неделю-другую, и мы все обсудим.

Шон Брофи

Когда Крессида перебралась в Оксфорд, прожив перед этим восемнадцать лет в Ирландии, она в четвертый раз поменяла фамилию. Урожденная Холингворд, она брала по очереди фамилии обоих своих мужей, сначала Суини, потом Рекальдо, но когда приехала, чтобы ухаживать за больным отцом, то все медики и социальные работники стали обращаться к ней по фамилии родителей. Крессида решила, что это имеет какое-то отношение к тому, как к ней относится сам старик, и к тому, что она исполняет свой дочерний долг. Правда, в их отношениях с отцом не было ничего такого, что могло бы навести на подобные мысли, — у нее была до этого другая жизнь, в другом месте и в другое время, или, точнее, две отдельные жизни, с двумя мужьями, от которых было два ребенка. И даже что-то вроде карьеры — некоторое время. Но через несколько месяцев после того, как она ступила в разверстую пасть родительской западни, в порыве отчаяния, которое и сама толком не осознавала, Крессида стала называть себя Холинг, опуская окончание «ворд». Это в точности отражало состояние, в котором она тогда пребывала.

С момента своей второй женитьбы более двадцати лет назад полковник Пирс Роланд Холингворд практически забыл о своей единственной дочери. Он не был на ее свадьбах, никогда не выражал ни малейшего желания повидаться со своими внуками. Вскоре после того, как он со своей второй женой уехал с Корфу и вернулся в родной Оксфордшир, Крессида и Фрэнк впервые привезли к нему девятилетнего Гила и шестимесячную Кэти-Мей — познакомиться с дедушкой. Это был жуткий уик-энд. Малышка, ощущая напряжение матери, все время кричала, а полковник был явно шокирован связью собственной дочери с человеком, с которым сам он обращался как с неграмотным испанцем или как с ирландским крестьянином. Естественно, такой прием отнюдь не встретил одобрения со стороны бывшего инспектора уголовного розыска Фрэнсиса Ксавье Рекальдо, получившего отличное образование, уроженца графства Керри, прекрасно владевшего искусством язвить и высмеивать кого угодно, впрочем, отношение зятя тесть так и не понял. Больше они с визитами не приезжали, пока не умерла вторая жена полковника, три или четыре года спустя, и старик не принялся писать и звонить Крессиде с пугающей регулярностью. Всю жизнь пользуясь преданностью и вниманием женщин, все свои восемьдесят и два года, с детства до старческого маразма, он теперь, когда здоровье пошатнулось, был намерен перетащить дочь к себе, туда, где ей, по мнению отца, будто и следовало ныне находиться.

Когда Кэти-Мей пошла в школу, Крессида нашла себе работу в одной из дублинских картинных галерей. Выражая свое удовольствие по этому поводу, Фрэнк, однако, тут же обратил ее внимание на трудности, которые могут воспоследовать. Удастся ли ей справляться со всеми делами, когда ему придется уезжать для сбора материалов для книг? А если кто-нибудь из детей заболеет? А в каникулы? Мизерная зарплата, несомненно, не покроет расходов на приходящих нянек. «Ты прекрасно знаешь, как я рад за тебя, Кресс, это просто здорово, что ты снова занялась делом…» Слово «но» произнесено не было. Им обоим было довольно скверно: Фрэнку — потому что он не мог до конца разделить с женой ее радость и успехи, а Крессиде — потому что пришлось вытащить на поверхность все сложности жизни, которую они вели. По сути дела, они признавали, что отношения слишком хрупки, чтобы выдержать перемены, и это самым серьезным образом подействовало на обоих.

Крессида оставила мысль о том, чтобы вернуться на работу, и все встало на свои места, пока не заболел дедушка Холингворд. «Не отвечай», — посоветовал Фрэнк, когда пришло первое письмо из службы социального обеспечения. Но за ним последовал срочный вызов из оксфордской больницы, где ее отец оправлялся после инсульта. Он был слишком стар и слишком слаб, чтобы медицина могла ему помочь. Он был болен, но не так чтобы совсем беспомощен, хотя нуждался в постоянном уходе и присмотре. Он был достаточно разборчив, чтобы отказаться рассматривать идею о переезде в хоспис, даже если там окажется свободное место. Мест не было; старика нужно было забирать домой и ухаживать за ним.

«Они дудят в свою дуду, ну и пусть дудят. Сохраняй хладнокровие, милая. Не рвись туда. Если они тебя заполучат, ни за что уже не отпустят. А как же быть с детьми? А потом самая главная проблема, настоящая: Господи, помилуй, дорогая моя, мы не можем себе этого позволить, чтобы ты все время таскалась взад-вперед, в Оксфорд и обратно!»