Конец света наступит в четверг - Дидье ван Ковелер

Бренда как минимум вдвое старше меня, но я не теряю надежды, потому что она безработная, несчастная и, как я, одинокая, а ее мусорное ведро тоже набито бутылками из-под спиртного. Это сблизит нас, когда я вырасту. Если от такой жизни она не загнется слишком быстро.

Никогда не забуду тот единственный раз, когда мы случайно встретились на улице. Это произошло в четверг, у нас обоих в руках были оранжевые мешки с мусором. В ее пакете стекло позвякивало почти так же громко, как в моем… Наши взгляды встретились: она покраснела, я тоже. Мы опустили глаза, тут же снова взглянули друг на друга и вдруг улыбнулись, словно заговорщики. Будто нас что-то связывало, будто мы узнали друг друга, а окружающий мир не существовал вовсе. Ну прямо родственные души, как бутылки из одного контейнера для стекла. А потом ее пакет лопнул, и она стала его проклинать, как свой мешок с песком, и я оставил их вдвоем, чтобы не смущать. Но именно в тот день я – со своим лишним весом, будущим алкоголика и плохими отметками – безнадежно влюбился. Чего еще ждать от такого, как я, тупицы без всяких перспектив?

Я падаю на кровать рядом со старым плюшевым медведем, моим другом детства, которого я достал из ящика с игрушками, чтобы усыпить бдительность матери. Пусть она думает, что я отстаю в развитии, и больше не ищет в моей комнате журналов с голыми девицами. Их я как раз прячу на дне ящика с игрушками.

Вообще-то плевать мне на эти журналы. Я не собираюсь предавать Бренду Логан ради этих неизвестных теток, которые улыбаются, хотя и знать меня не знают. Я просто хочу быстрее повзрослеть и стать мужчиной. И в тот день, когда я осмелюсь заговорить с ней, она почувствует, что у меня есть опыт общения с женщинами…

Но об этом я думал вчера. Когда еще мог мечтать. Теперь всему конец. Я стал убийцей.

Я лежу на кровати, закрыв глаза, стараясь представить себе пляж и вспомнить какие-нибудь улики, которые могли бы меня выдать. Уж если я не могу не думать о своем преступлении, буду делать это хотя бы с пользой.

Однако я не нахожу ни одной зацепки. Я перебрал все воспоминания, начиная с полудня, но не нашел ничего, что могло бы свидетельствовать против меня. В полседьмого вечера, прежде чем уехать с матерью домой, я сгонял на пристань, чтобы встретить Давида, когда он вернется. Я помог ему пришвартовать рыболовный катер, незаметно отрезал нейлоновые нити, которые, как я и предвидел, под тяжестью тела и от сопротивления воды развязались и соскользнули с ног старика. Если его найдут с галькой в карманах, ни у кого не возникнет сомнений: это самоубийство. Теперь, поскольку я практически вне подозрений, могу спокойно испытывать чувство вины.

Сложив ладони и подняв глаза к потолку, я пытаюсь вспомнить «обязанности гражданина», которым меня учили в школе, и начинаю молиться истово, но вполголоса, чтобы меня услышал Создатель, а не родители.

«Повелитель игры, сущий на небесах, всё просто ужасно! – говорю я и осеняю себя знаком Рулетки. – Я виноват в том, что нечаянно убил старика, как Вы сами недавно видели. Прошу Вас, дайте ему место в Раю у Большого игрального стола, чтобы он попытал счастья с Рулеткой судьбы и ему достался счастливый номер для удачной реинкарнации».

– Что за чушь!

Я вздрагиваю от неожиданности. Это его голос. Того сварливого старика, который накинулся на меня из-за моего воздушного змея. Может, я схожу с ума? В запрещенных романах, которые мне тайком дает отец, рассказываются и такие истории: убийцы видят привидения и слышат голоса своих жертв, потому что в них заговорила совесть. Но ведь в жизни привидений не бывает!

– Бывает. И доказательство перед тобой.

Свесив голову, я заглядываю под кровать. Но ничего не вижу, кроме мышеловки и кусочка засохшего сыра.

– Что ты там ищешь? Ты же видишь, я рядом!

Я резко выпрямляюсь. Спокойствие! Это просто галлюцинация. В комнате никого нет, кроме меня и плюшевого медведя. Непроизвольно, как в детстве, я крепко прижимаю к себе свидетеля моих ночных страхов.

– Перестань меня так тискать! Ведь убил уже один раз, хватит!

Я ослабляю хватку и с ужасом смотрю на старого потрепанного медведя, который уставился на меня своими черными пластмассовыми глазками.

– Да-да, это я с тобой говорю. Куда могу, туда и вселяюсь.

Я стою в оцепенении, разинув рот. Это не сон! Я вижу, как шевелится рот, покрытый бело-коричневой шерстью.

– Ну здравствуй еще раз, Томас Дримм.

– В‐в-вы знаете, как меня зовут?

– Не бойся, полицию вызывать не буду. Это останется между нами. Всё, о чем я тебя прошу, – продолжай думать обо мне. Идет?

Я поднимаю руку и лепечу: «Клянусь». Я видел, так делают по телевизору. И прибавляю поспешно:

– Не наказывайте меня, мсье! Я извиняюсь за то, что с вами случилось! Я не нарочно!

– И что это меняет, дуралей?

Стиснув зубы, я судорожно сглатываю слюну. Я не должен терять голову. Надо просто помнить, что у меня подростковые галлюцинации. Так объяснила мать, когда в прошлом году мне показалось, что ее обнимает господин Бюрль из Министерства игры, который пришел с очередной проверкой. Она тогда сказала: «Это гормональное. Ты входишь в подростковый возраст, у тебя начинается ожирение, ты сейчас психически нестабилен, ты слышишь голоса и у тебя видения. Вот и всё. Это называется галлюцинацией переходного возраста. Ясно?»

Обратившись к потолку, я спокойно и торжественно объявляю:

– Повелитель игры, сущий на небесах, это не моя вина, что я убил старика, но мне очень жаль, что он умер.

– Довожу до твоего сведения, что мне тоже. Столько всего надо было сделать, я не успел закончить свои исследования! Ладно, главное, ты меня слышишь. И потом, я всё-таки должен тебя поблагодарить.

Я вздрагиваю и снова всматриваюсь в плюшевую морду.

– Поблагодарить? За что?

– Потом объясню. А сейчас возьми нож и разрежь мне рот побольше. Жутко неудобно в этом плюшевом мешке, а тут еще приходится разговаривать крохотным ртом шириной в два миллиметра!

Я вглядываюсь в черные пластмассовые пуговки, которые абсолютно ничего не выражают.

– Вы просто галлюцинация переходного возраста, понятно?

– Ну и на здоровье, если это тебя утешает.

– Во-первых, как вы разговариваете? У вас же нет голосовых связок!

– Послушай, парень, я говорю с тобой не голосовыми связками! Я обращаюсь к твоему мозгу с помощью телепатии! Но ты недостаточно развит, чтобы непосредственно воспринимать мысли; тебе нужно видеть, как слова выскакивают изо рта. Поэтому приходится говорить таким способом. Делать для тебя синхронный перевод, воспроизводить мой человеческий голос, сопровождая им телепатическую передачу. А это не такое уж большое удовольствие, поверь!

– Но я вас ни о чем не просил!

– А я разве просил пробивать мне голову воздушным змеем?