Смерть на Параде Победы - Андрей Кузнецов

Сотрудники согласно закивали — да, бывает. Как не приглядывайся к людям и их анкетам, в душу им все равно не заглянешь. В прошлом году в МУРе выявили сразу двоих «паршивых овец» — капитана Воронина из отдела по борьбе с мошенничеством и старшего лейтенанта Замарова из отдела по раскрытию краж. Воронин состоял на довольстве у шайки Кости Фиксатого, был кем-то вроде штатного информатора, а Замаров самолично сколотил и возглавил банду, грабившую продовольственные склады. Сорок два ограбления за полгода, восемнадцать трупов, тонны украденного продовольствия — не фунт изюму!..

После совещания Алтунина перехватил в коридоре эксперт Левкович, за худобу и сутулость прозванный Знаком Вопроса. Ухватил под руку (тощий, а сила в руках есть), отвел в уголок и, уводя, по обыкновению, глаза в сторону, спросил:

— Ты, говорят, на Вторую Мещанскую ночью ездил? К Шехтману?

— К трупу Шехтмана, — уточнил Алтунин. — А что?

— Да так, — замялся Левкович. — Он мой знакомый, не очень близкий, но все же знакомый… В гости мы друг к другу не ходили…

— Зубы у него, что ли, лечил?

— Зубы, — кивнул Левкович. — Что же еще лечить у Арона Самуиловича. — И я лечил, и мама моя лечила…

Левкович, несмотря на то, что ему уже перевалило за сорок, был холост и жил с матерью.

— Золотые руки! Это же были золотые руки! В прямом смысле слова…

Алтунин подумал о том, что прямой смысл у каждого свой, но комментировать не стал. Не положено посвящать посторонних в обстоятельства дела, пусть это даже и Фима Левкович, эксперт НТО,[6]свой в доску. Таковы правила.

— А кто это его — не ясно еще? — Левкович удивил заинтересованностью в голосе и тем, что, вопреки своей привычке, посмотрел прямо в глаза Алтунину. — Кто убил Арона Самуиловича, Вить?

— Пока нет никакой ясности, — ответил Алтунин и добавил свое обычное присловье: — Будем работать.

— Ты уж держи меня, по возможности, в курсе дела, ладно? — попросил эксперт. — Не чужой ведь человек, нам с мамой будет приятно… то есть — нам очень важно знать, что убийцы пойманы и понесут…

— Заслуженное наказание! — докончил Алтунин. — Я тебя понял, Фима. Как поймаем убийц — шепну. Только ты меня больше в коридоре не подстерегай, ладно? Не люблю я, когда на меня засады устраивают.

— Да я просто мимо шел! — загорячился Левкович. — Мимо шел, вижу ты идешь дай, думаю, спрошу…

— Я видел, как ты шел, — перебил его Алтунин. — Ты стоял у стены, Фима, и делал вид, что интересуешься наглядной агитацией. А когда увидел меня, то пошел мне навстречу. Кому ты врешь, Фима? Мне? Постыдился бы…

Левкович зарделся, словно девица на выданье, виновато вздохнул и развел руками, изображая раскаяние.

«Что у тебя за интерес? — подумал Алтунин, наблюдая за тем, как задергалось левое веко собеседника. — Когда Валю-буфетчицу на Неглинной зарезали, ты, друг ситный, обстоятельствами и поимкой убийц не интересовался. Несмотря на то, что с Валей у вас был недолгий роман и порции она тебе по старой памяти накладывала царские. А тут вдруг — не чужой ведь человек, зубы я у него лечил…»

Согласно инструкции, во время перевозки ценных грузов можно игнорировать сигналы орудовцев, если того требует обстановка. Тебе доверили — так довези по назначению, ты за груз головой отвечаешь. И головой же соображай, когда стоит останавливаться, а когда нельзя. Но старшина-орудовец, стоявший на пересечении Большой Черкизовской и Халтуринской был один, никого вокруг — ни людей, ни машин, подлянки можно не опасаться. К тому же выражение лица у старшины было тревожное, напряженное, и жезлом своим он махал строго-престрого. Ясно — что-то случилось впереди, может, — авария, может, — оцепление выставили, а может, и самолет упал, такое тоже случалось, аэродром-то рядом.

— Останови, — коротко приказал старший лейтенант, и сержант-водитель послушно нажал на педаль тормоза.

Двигатель, однако, выключать не стал. Бойцы, дремавшие на заднем сиденье, встрепенулись и взяли автоматы наизготовку. Никто не собирался выходить навстречу орудовцу, дверцы оставались закрытыми, только водитель наполовину приспустил стекло со своей стороны.

— Впереди авария, товарищи! Дорога перекрыта! — кричал орудовец, приближаясь быстрым шагом. — Автобус перевернулся!

— Какой еще автобус? — удивился водитель. — Рано еще…

Для рейсовых автобусов действительно было рано — половина пятого утра, но кроме рейсового транспорта существует еще и разный другой. Старший лейтенант открыл было рот, чтобы сказать это водителю, но не успел, потому что встревоженный старшина вдруг скинул с себя мешковатую гимнастерку и дал по машине очередь из неизвестно откуда появившегося у него автомата…

— Там будут четверо, — инструктировал Иван. — У всех — ППШ, люди серьезные, такие сначала стреляют, потом уже думают, что случилось. Учти, Кольша, ты должен выстрелить первым!

— А почему я? — спросил Николай, которого невероятно раздражало это дурацкое «Кольша». — Остап стреляет лучше меня, я — технарь, а не стрелок.

Иван не Алексей, с ним можно и поспорить. Хотя бы для того, чтобы немного сбить с него спесь. Удивительный все же народ, эти урки. Перед Алексеем бегает на цыпочках, лучась преданностью, а сейчас раздухарился, командира из себя корчит, даже, кажется, ростом выше стал.

— Остапа нельзя, — покачал головой Иван. — Такого бугая увидят — сразу насторожатся. Нужен какой-нибудь хлюпик, чтобы не вызывать подозрений. Хлюпик на ровном месте… Ха-ха-ха!

Недалекие люди плоско пошутят и сами же посмеются над свой шуткой.

— Да ты не хмурься, Кольша! — сдал назад Иван, заметив, как изменилось лицо Николая. — На ровном месте — это в смысле чтобы все вокруг хорошо просматривалось и ничего не настораживало. Чтобы пальцы на спусковых крючках не держать… Ну, ты меня понял.

Николай все понял — его элементарно подставляли под пули. Ловля инкассаторов на живца, только вместо мелкой рыбешки он, Валентин Андреевич Дробышев по кличке Николай, агент несуществующего уже абвера, солдат капитулировавшей армии, неудачник, которому так нравилось ощущать себя победителем. Да и сейчас нравится, иначе бы не связывался с Иваном и Остапом.

— Твоя задача — остановить их и сделать так, чтобы они не смогли ехать дальше, — объясняя задачу, Иван невольно подражал Алексею, старался говорить четко, веско, но получалось у него не очень убедительно. — Первым ты должен завалить водилу. С трупаком на водительском сиденье никуда они не денутся, а пока вытолкнут его, да пересядет кто — мы уже будем тут как тут…

Ничего принципиально нового Иван придумать не мог, только обезьянничал. Тот же план, что был у Алексея при апрельской акции, — машина стоит в отдалении и подъезжает после того, когда цель остановилась. Но там было одно, а здесь другое… Плохо, конечно, что нельзя обстрелять машину инкассаторов на ходу, не останавливая, не приближаясь. Но так легко можно остаться без добычи. Во-первых, инкассаторы могут уйти. Эмка не самая быстроходная машина, но все же… Во-вторых, и это главнее даже, чем, во-первых, может пострадать груз. Это же один-два ящика, деревянных или металлических, а может быть, просто опечатанный чемодан. Если машина перевернется, то добычу придется собирать по всей Большой Черкизовской. Точнее, не придется, потому что никто не даст этого сделать, — «налетят и повяжут», как выражается Иван. А если пуля попадет в бензобак, то и собирать будет нечего… Поэтому надо сделать так, чтобы инкассаторы остановились и не смогли бы поехать дальше.