Аргентина. Кейдж - Андрей Валентинов

— Не знаю, — удивился Отомар. — У меня такого никогда не было… Гандрий, тебе нужно немедленно к врачу!

Старший брат, такой же потомственный колдун, как и он сам, не ошибся. Уже к вечеру накатила слабость, затем ударил жар… Скарлатина! Выжил чудом, чтобы увидеть зеленый свет уже взрослым…

— Вы — параноик, Харальд, — сказал ему Агроном, прощаясь. — Вот и действуйте, как параноик.

С Агрономом они знакомы с 1924-го. Близорукий, в нелепом пенсне, с ватным лицом и блеклым взглядом, он словно слеплен из комплексов — на трех докторов Фрейдов хватит. Всем плох, кроме одного — никогда не сдает своих. И ничего не говорит зря.

Шеф чуток, как доложат — восскорбит. Но толку мало, если ты — убит!

5

Смотреть в туман не имело смысла, зато можно слушать. Вначале должен загудеть мотор, потом — резкий голос клаксона. Заодно в очередной раз перетасовать колоду. Кого именно пришлют? Расклад несложен, всего две кандидатуры…

Одна рука в кармане плаща, вторая сжимает трость. Холодно, но лучше так, чем в уютном инвалидном кресле под тремя пледами. На заседание Национального Комитета она приковыляла на костылях — но все-таки своими ногами. Потом лежала почти сутки, снова встала — и снова пошла.

— Вы из железа, Анна, — сказала ей Старуха. — Я вам очень завидую.

Подумать, так полный бред, но Маргарита фон Дервиз говорила вполне искренно. Странно тасуется колода! Им бы ненавидеть друг друга…

Мухоловка, перебросив трость в другую руку, спрятала озябшие пальцы в карман. Перчатки в чемодане, не догадалась достать. Но это пустяки, как и туман, и промозглая сырость. Туман — даже хорошо, чем меньше чужих глаз, тем лучше.

Набережная. Туман. Артюр Рембо…

— Добрый вечер, мадемуазель! Не помешаю?

Голос прозвучал откуда-то сбоку, из самых глубин белесой мглы. Темный, еле различимый силуэт…

— Не помешаете. Добрый вечер!

Ответила, даже не думая. «Номер один» в правом кармане, заряжен, проверен. Не помешает!

— О, я не грабитель, мадемуазель. Просто гуляю. А вы, кажется, иностранка?

Любитель поздних прогулок ступил в желтый прожекторный круг. Может, и не грабитель, но бродяга — точно. Старая шляпа набекрень, вокруг шеи — шарф-удавка, одежда с чужого плеча, даже в тумане видно. Трехдневная щетина, руки в карманах, мятый окурок в зубах.

— Иностранка, — согласилась она. — Вы кого-то ищете?

— Хм-м…

Бродяга задумался, ковырнул бетон носком старого ботинка.

— Пожалуй, и нет. Брожу, о своем думаю. А если кого встречу, то сразу предупреждаю…

— …Что вы не грабитель, — кивнула девушка. — Знаете, у меня не слишком много денег, но если вы голодны…

— Очень странно, мисс.

Теперь — по-английски, чисто, без малейшего акцента. Подошел ближе, прищурился, взглянул в лицо.

— Вы мне напомнили одного молодого человека, американца. Он стоял у трапа и ждал свою девушку. Знал, что не придет, но все равно ждал. Я не голоден, мисс, но не откажусь от приличной сигареты. Надоел здешний горлодер.

Закурили вместе. Бродяга, глубоко затянувшись, одобрительно хмыкнул.

— Девушка, да еще красивая, а курите правильные, вкусные… Кстати, мне порой вопросы задают, а я отвечаю. Так что спрашивайте, если охота будет.

Мухоловка прислушалась. Ни мотора, ни гудка, только туман — и странный бродяга.

Спросить?

— Меня убьют?

Его лицо оказалось совсем рядом, глаза взглянули в глаза.

— Нет, мисс. Не должны. Слишком велика сила того, кто молится за вас.

Анна не выдержала — прикрыла веки. Туман исчез, сменившись сверкающим серебром бесконечной Лунной дороги. «Рыцарь, которому прислали белые лилии…» Ее рыцарь…

Тяжелая ладонь легла на плечо.

— И не бойтесь. Вас простят.

Анна открыла глаза. В зрачки плеснул туман. Никого…

— Вы… Вы пришли, чтобы это сказать?

Крикнула, не надеясь на ответ, но ошиблась.

— Я прихожу к тем, кому страшно и плохо на темной дороге. Может, когда-нибудь простят и меня.

Желтый огонь прожектора, горечь во рту, погасшая сигарета в руке.

Справилась, стала ровно, вцепившись пальцами в мокрый набалдашник. И тут же услышала низкий гул мотора. Белый огонь фар, резкий крик клаксона…

— Госпожа Фогель! Анна, вы здесь? Анна!..

Мухоловка улыбнулась — и шагнула в туман. Расклад несложен, всего две кандидатуры. Она угадала.

— Я здесь, Руди!

6

Маленький Крис совершенно не боялся грозы — и не желал прятаться, когда начинало сверкать и грохотать. Грозы же в его счастливом палеолите, в маленьком городке Сен-Пьер, были совершенно невероятными. Черная стена туч от небес до пыльной красной земли, острый привкус в каждом глотке воздуха — и белый чистый огонь. А еще и гремело до звона и боли в ушах, однако небесный грохот менее всего впечатлял. Винтовка тоже не молчит, гудит мотор (тот самый, в уехавшем неведомо куда отцовском грузовике) — и соседки орут громко, когда разбегаются при первых же каплях дождя. Приоткрыл рот, надавил на ноздри — порядок. Огонь же совсем иное, особенно если совсем рядом, в близкое дерево, чтобы неведомая тугая сила толкнула в грудь!

В очередной воскресной проповеди суровый «прест» (на привычное «курэ» священник обижался) помянул гордецов, не боящихся гнева Божьего. При этом чуть ли не пальцем ткнул в нужном направлении, дабы ошибки не вышло. Маленький кажун Крис намек уловил, но отнюдь не проникся. Гнев? Но разве не рек Господь: «Я пойду туда, и вымету там все, и украшу…» Это же прямо о грозе!

За умствование на исповеди юный грешник получил вместо прощения грехов крепкий подзатыльник с наддранием ушей и последующим изгнанием из храма. Не помогло! Крис, ростом не удавшийся, окулярами отягощенный, именно в те минуты, когда сверкало и гремело, разбегалось и пряталось, а он шагал навстречу, чувствовал себя цельным, сильным и ничем не обделенным.