Уроки любви и жестокости - Нариман Туребаев

ласкаешь ты за ухом, как преданного пса, но втайне ненавидишь! Испей его до дна, чтоб не осталось жизни в нем ни капли, чтоб никогда не льстил, не лебезил, не докучал тебя своей послушностью и верой королю! А в этом кубке — Дэвидсон, славный генерал, попортивший изрядно наших войск в шотландских битвах! Вот его цеди без спешки, осторожно, наслаждаясь мученьями его бесславного конца.

Елизавета подбирает пустой бокал, оброненный королем.

ЕЛИЗАВЕТА (ПРОД.)

Здесь пусто?! Ах, да! В этой пустоте простушка, кому король признался в любви безмерной, и потому казнил…

Генрих в гневе отталкивает Елизавету, она садится на пол, задевая наполненные бокалы, из которых разливается вино.

ГЕНРИХ

Мерзкая девчонка! Убью!

ЕЛИЗАВЕТА

(кричит)

Убей!

Генрих смотрит на нее сверху вниз. Успокаивается. Затем раскатисто хохочет. Смех короля постепенно смолкает. Внезапно Генрих грустнеет.

ГЕНРИХ

(меланхолично)

И вот опять жалею, что вернул тебе права на трон, хоть призрачны они… В бастардах ты была наивна и светла.

ЕЛИЗАВЕТА

То дитя, о ком ты говоришь, кончилось во мне. Я выросла.

Елизавета встает с пола и идет к столу. Генрих видимо обрадовался.

ГЕНРИХ

Ты выросла?! Ну так пиши мой новый ордонанс — дела с мятежным графом закончим после…

ЕЛИЗАВЕТА

Говард не мятежник!

ГЕНРИХ

Но казнь ему ты приписала.

ЕЛИЗАВЕТА

Чтоб ублажить тебя и посмеяться — ведь я люблю играть словами…

ГЕНРИХ

Довольно! Возьми перо!

Елизавета, подумав, берет перо, макает его в чернила.

ГЕНРИХ (ПРОД.)

Итак, мой новый ордонанс. "Укрепляя наш союз с Испанией и во благо великой Англии, лорду Чемберлену, графу 12-му Арундела предписывается немедленно отбыть к испанскому двору, дабы благополучно закончить переговоры с королем Испании Карлом 5-ым о браке его сына и единственного наследника принца Филиппа с принцессой Елизаветой, дочерью и законной наследницей короля Англии Генриха 8-го…".

Елизавета бросает перо и резко вскакивает.

ЕЛИЗАВЕТА

Что?! Брак с Филиппом?! И как давно велись переговоры?

ГЕНРИХ

Сядь, остынь — все это для твоего покоя…

ЕЛИЗАВЕТА

Верни меня назад в бастарды — там будет больше мне покоя, чем в замужестве за Филиппом!

ГЕНРИХ

Чем он тебе не угодил?! Испания тебе так ненавистна?

ЕЛИЗАВЕТА

Да!

ГЕНРИХ

Твоя сестра Мария кровей испанских…

ЕЛИЗАВЕТА

Ненавижу и ее! И если страх короля перед могуществом испанским так велик, то отдай Марию им на съедение!

ГЕНРИХ

Страх?! Могущество испанцев?! О чем ты, Лиза? Мне дела нет до них, но вот в политике, которую ты по незрелости понять не можешь, есть множество деталей, правил и оттенков, и обойти их никому не удавалось без удара по подданным своим. И думаю, мальчику Филиппу тоже ненавистна мысль быть мужем взбалмошной англичанки, что прыгает на любого словно глупая коза… Но чувств политика не признает…

Вдруг Генрих начинает задыхаться, откашливается.

ГЕНРИХ (ПРОД.)

Что такое? Нет дыханья…

Генрих пытается привстать, но не получается.

ЕЛИЗАВЕТА

(настороженно)

Опять притворство?! Как дитя…

ГЕНРИХ

Не могу подняться… Задыхаюсь… Помоги!

Генрих сползает с софы на пол, его скрючивает. Елизавета сидит в оцепенении. Генрих застывает.

ЕЛИЗАВЕТА

(тихо)

Умер? Будто не дышит… Не видела я хуже шуток, мой король… Отец!

Пауза. Елизавета неуверенно встает и медленно подходит к отцу. Садится на колени у его тела. Она трогает его плечи.

ЕЛИЗАВЕТА (ПРОД.)

Отец? Папа? Что с вами?

Потом начинает теребить его сильнее, и, наконец, у него вылетает маслина изо рта. Генрих тяжело дышит. Он начинает плакать, гладя дочку.

ЕЛИЗАВЕТА (ПРОД.)

Табаку, отец?

ГЕНРИХ

Нет… Зря я ее убил, Лиза! Недостойная смерть от моих рук постигла твою мать! А я ведь любил ее, любил! Любил, Лиза…

Они сидят в обнимку.

ЕЛИЗАВЕТА

Все прошлое, отец, и отболело давным-давно… Мертвых не вернуть.

Она поднимает его на софу.

ГЕНРИХ

О чем мечтаешь, дитя мое, всегда хотелось знать?

Лиза пожимает плечами.

ЕЛИЗАВЕТА

О чем мечтать, когда здесь есть все, что только пожелаешь.

ГЕНРИХ

И все же, Лиза?

Он гладит ее.

ЕЛИЗАВЕТА

Ну раз тебе так любопытно… Мечтаю оказаться подальше от престола, к примеру, в дальних степях, где бродят амазонки. Или в пустынях Африки с обозом из торговцев. Или куда подальше, где открыты земли невиданные по красоте…

ГЕНРИХ

Ах, Лиза — везде одно и то же, где зла побольше, где поменьше. Но все едино. Но амазонок я тебе пришлю, хоть ныне они редкость. Только на что они тебе?

ЕЛИЗАВЕТА

Для игр, для знаний. Для любви.

ГЕНРИХ

Любви?! Смела ты не по годам такое говорить отцу. Так значит не хочется тебе к испанцам?)

(устало)

Ну что ж, пойдешь назад в бастарды, как хотела, отправлю в графство там, где быть тебе одной и не болтать так смело, не будет собеседника тебе. И, кстати, земли Суррея теперь свободны, а потому отправлю-ка туда свою любимую дочурку! Там куча книг его, по которым он учил тебя с любовью и почтеньем, и тишина, и слуги графа ходят смирно, а ведь они были ему верны до смерти. И будешь ты в осаде тех, кто возненавидит каждое твое слово, и даже вздох за то, что ты казнь их соверену приписала. Такая моя воля.

Глаза Лизы наливаются слезами. Она встает в своей мужской одежде.

ЕЛИЗАВЕТА

Как видишь, я готова!

Она разворачивается и пытается уйти.

ГЕНРИХ

Так стой, несносное дитя! Останешься принцессой, но без мужа, как и хотела. А дальше уж не знаю…

ЕЛИЗАВЕТА

Все шутки, папа! Но ведь велись переговоры с испанским троном? Или тоже шутки?

ГЕНРИХ

Велись, но про Марию — она умнее, набожна, скромна — тебе не чет. Славной парой будут оба!

ЕЛИЗАВЕТА

Набожна, скромна?! Не видел ты, как тихая Мария змеей шипит на тех, кто смеет слово молвить против святош из Рима, которых ты изгнал, и этим самым вонзил ей в сердце нож…

ГЕНРИХ

(смеясь)

И что с того? Пусть шипит — ведь жало вырвано давно вместе с этой гнусной церквью, посмевшей мне указывать, как править! По сравнению с Римом я сам — святоша! Вся Европа стонет от их бесчинств, убийств и пыток! И ты бранишь меня за казни, за жестокость, за нелюбовь к народу, когда поблизости живет убийца кровожадней и страшнее, и имя ему — Вера?! Я Веру приручил, кормлю ее с ладони, и тем доволен — когда-нибудь поймешь, что не должно быть веры более, чем вера в короля.

ЕЛИЗАВЕТА

Как взъелся ты на Рим…

ГЕНРИХ

Ничего такого — я Рим люблю, нет города красивей. Но ты права — дай власть Марии, и в