Стрельба по "Радуге" - Фридрих Незнанский

— Гриша, ты, надеюсь, ничего не имеешь против «Камю»?

Грошев сморщился, но кивнул. Не очень он любил, мягко говоря, «французский самогон», но ввиду отсутствия на столе солидной закуси, под которую лучше всего пошла бы, конечно, своя, отечественная, приходилось глотать это иноземное пойло. Андрей, как диктовала тому сегодняшняя обстановка, не собирался устраивать здесь торжественный завтрак или там званый обед, а кофе — это всего лишь затравка для облегчения ожидания и краткого начала разговора, после чего основная часть общения будет перенесена в его собственный офис на Нижней Красносельской улице. В этом же доме располагалась и его квартира.

Ловков, элегантный, свежий, в светлом по-летнему костюме, с малиновой бабочкой и того же тона платочком, небрежно торчащим из верхнего кармана пиджака спортивного покроя, словно собрался на светский прием. И теперь с искренним участием наблюдал, как «одолевает француза» Григорий, и необидно, по-дружески, ухмылялся. Ясно ж, чем маялся коллега. На его мятом полном лице была написана вся вчерашняя биография. Да оно наверняка и к лучшему. Меньше думать будет и больше действовать. Что, собственно, от него сегодня и требуется… То бишь, продемонстрировать на деле и с максимальной отдачей свои лучшие профессиональные качества оперативника, работающего «на земле» с определенным контингентом, на который действует только один, причем совершенно конкретный, метод убеждения.

Суть же вопроса состояла в том, что именно сегодня Андрей Дмитриевич решил положить конец всяким досужим выдумкам, домыслам и пустой болтовне, а также «грандиозным планам» бывшего) теперь, хотелось бы думать, руководства относительно главных направлений дальнейшей деятельности акционерной компании закрытого типа «Радуга» и двух ее дочерних предприятий, фирм «Сигнал» и «Полет». Ну и тем самым полностью сосредоточить в своих руках контроль и над этими фирмами.

Основная трудность проблемы заключалась в том, что, являясь уже значительный срок фактически единственным держателем контрольного пакета акций производственного объединения, Андрей Дмитриевич, тем не менее, понимал, что власть его не распространяется на дочерние предприятия «Радуги». А ситуация в стране складывалась таким образом, что производственные объединения и отдельные предприятия, занимающиеся выпуском продукции, требующей особо сложных и тонких технологических разработок в области электроники, все больше вовлекались в круг конкретных интересов государства, обратившего наконец-то внимание и на эту важнейшую отрасль хозяйства. Многие из приватизированных в лихие девяностые годы больших и малых предприятий электронной промышленности в частных руках фактически «потеряли свое лицо», занимаясь чем угодно, кроме основной деятельности. То есть, по сути дела, стараясь всеми силами просто «выжить» и по возможности не растерять квалифицированные кадры. «Радуга» была одним из таких, известных в прошлые годы, производственных объединений, чья продукция выпускалась в максимальном своем объеме для армейских нужд.

В собственные планы Андрея Дмитриевича Ловкова никак не входила вероятность в ближайшие годы потерять «Радугу», на которую, несомненно, будет обращено самое пристальное внимание новейшего государственного монополиста «Российские технологии». Но чтобы успеть сорвать грандиозный куш, необходимо было полностью завладеть и самим ЗАО, и его «дочками». А на пути у этого процесса стояли совершенно конкретные люди. Правда, как справиться с ними, с их упрямством, Ловков уже знал. Дело оставалось за малым, — финал был уже близок. К нему сейчас и готовились.

Выцедив коньяк, Грошев кулаком утер нос, крякнул для порядка и ясными глазами взглянул на Ловкова.

— Ты не сомневайся, Андрей, мы с этим «птичником» сегодня разберемся. Решим вопрос положительно.

— А я и не сомневаюсь, — Андрей Дмитриевич пожал плечами. — Ты не забудь заодно и по поводу своей квартиры обговорить вопрос. Зачем зря добру пропадать, верно?

— Я думаю, это просто по ходу дела решится, в голову не беру, да и куда они денутся? Только к тебе одна-единственная просьба, Андрей. Ты, пожалуйста, не затевай долгих разговоров, они расслабляют волю. Я еще по старым делам помню: если сомневаешься в каких-то аспектах или неуверен до конца, не телись, а сходу бери инициативу в свои руки. Тут — кто первый слово скажет, под, того она и ляжет, — Грошев засмеялся. — Я про истину. А ты про кого подумал, а?

— И я — про нее, про милую… — Ловков привстал, увидев в дверях тех троих мужчин, которых они с Грошевым с нетерпением ожидали. — Привет! — он приподнял руку. — Опаздываете, господа! — но сказано это было вполне дружелюбно и без видимого укора. — Прошу! — он показал на стулья. — Кофе?

— Да нет, пожалуй, — неохотно отозвался высокий моложавый мужчина, шедший первым. — Не понимаю, Андрей Дмитриевич, какого, извините, лешего мы в такую даль забрались? Можно ведь было и в офисе. Или у вас какие-то свои планы?

— Планы у нас у всех общие, — ответил Ловков, пока пришедшие рассаживались у стола. — Рекомендую вам все-таки попробовать кофе, его здесь готовят по специальным рецептам. Настоящий турецкий, грандиозный аромат… — Он поднял руку и, щелкнув пальцами, показал официанту, чтобы тот принес всем по чашке кофе.

Мало ли, что они не хотят, этот «птичник» давно уже сидел у него в глотке со своими собственными мнениями. А делать они будут то, что прикажет он. Так было всегда, во все времена: приказывать может и должен только тот, кому это дано. Ему, — Андрей Дмитриевич это знал, — было дано. Скажет: пить кофе, и будут, никуда не денутся. Давно он усвоил, что волю оппонента необходимо научиться подчинять себе на малых примерах — с мелочей, с кажущейся чепухи. А уж потом заниматься и важными проблемами. Тот, кто привыкнет уступать в малом, не «возникнет» и в большом. Психология это, надо уметь грамотно играть во «взрослые игры».

— Я понимаю, у вас, господа, товарищи мои и коллеги, возникли вопросы, зачем понадобилась всем нам столь неожиданная встреча. Я объясню… да вы пейте, пейте… Я кажется, говорил уже, что был на Краснопресненской набережной, ну, в главном правительственном офисе, и имел там весьма продолжительную беседу. Это касается дальнейших и стратегических планов государства, и тактических — так сказать, по отраслям. Так вот, с основными положениями, высказанными мне в этой беседе, я и хотел бы вас вкратце, но, тем не менее, срочно ознакомить, поскольку вся наша дальнейшая деятельность… в том числе и «Сигнала» с «Полетом», будет протекать в русле тех решений, о которых я поставлю вас в известность чуть позже.

— Подождите, а при чем здесь какие-то изменения, новшества в производственных планах? Причем, без нашего ведома? Только-только, понимаете, начали налаживать производственные мощности, определились с заказами, и снова что-то надо менять? И с какой стати? Решительно не понимаю! — с заметным раздражением задал вопрос главный в «птичнике» — Павел Уткин, генеральный директор производственного объединения и основной держатель акций дочерних фирм.

Он и был самым главным смутьяном, по убеждению Ловкова. Вот с ним и придется решать главную проблему.

Второй смутьян — председатель совета директоров объединения, Сергей Гусев, пока помалкивал. Но Ловков знал уже, что молчит он не оттого, что заранее готов согласиться со всеми предложениями главного акционера, а потому что выжидает удобный момент и попробует отстоять свою точку зрения. Гусев — конечно, нет слов, толковый инженер, знающий специалист, в одном его беда: его многие знания абсолютно никому сейчас не нужны. Не та стоит задача, и узнает он об этом немного позже, когда… Можно сказать, когда и в самих возражениях, как таковых, полностью отпадет какая бы то ни было надобность.