Удача Фаусти - Белла Ди Корте

же дико всё выглядело между нами. Хотя слово «любовь» было ложью. Оно было слишком слабым, чтобы противостоять тому, чем это было на самом деле.

Она тоже кивнула в ответ. Затем Скарлетт сделала шаг ближе ко мне. Легкий ветерок пронёсся мимо, вместе с ним долетел запах алкоголя и сигарный дым. Прядь волос упала ей на лицо, и она убрала её, заправив за ухо. Её волосы были длинными и густыми, тёмно-каштановыми в темноте.

— Я знаю, что ты можешь выиграть, — прошептала она, — но скажи мне, что ты можешь потерять, Фаусти.

Возможно, в чём-то она и была молода, но ей понадобилось меньше секунды, чтобы всё понять. Что бы Зик ни сказал при ней, это заставило шестерёнки любопытства в её голове начать вращаться.

— Семьдесят штук, — сказал я. Другими словами, всё.

— И уважение, — добавила она.

Я пожал плечами.

— Мне не нужно их уважение. Люди будут уважать тебя или не будут. Раса не изменит их мнения обо мне. Но деньги говорят на всех языках. Вот почему я здесь. Мне нужен переводчик — ни больше, ни меньше.

Мы рассматривали друг друга, пока она не повернулась, наблюдая за толпой издалека. Скарлетт не представляла и половины, хотя я знал, что она собрала воедино четверть всего. Тридцать пять тысяч — вот что я мог выиграть, но я снова поставил свои незаработанные тридцать пять тысяч на себя. Личное пари между мной и Зиком. У меня не было ни тридцати пяти тысяч, ни тем более семидесяти, так что, если я проиграю, я получу деньги от Луки, чтобы оплатить свою ставку. Это была капля в море по сравнению с фондом, который он и его семья создали для меня. Семьдесят тысяч — это проценты. Однако к деньгам Фаусти прилагались ниточки, а до сих пор я отказывался быть их марионеткой. Я всегда знал, что когда-нибудь судьба позовёт меня в итальянский род, в мой род, но это будет на моих условиях. Принятие не всегда означает уступчивость — не тогда, когда ты устанавливаешь правила.

Я происходил от одного из самых безжалостных людей в этой монархии. Излишне говорить, что правила этой игры были впитаны с молоком матери. Но если бы я взял его деньги, это означало бы, что я в игре на его правилах и следовал им в течение длительного времени.

У него были люди в толпе, которые ждали исхода. Если бы я проиграл в гонке, они заплатили бы мой долг, а затем заковали бы меня в кандалы и цепи в метафорическом смысле. Это была такая маленькая цена за её счастье. Последствия не имели для меня никакого значения. Дом Сноу, её дом, был единственным местом, где я когда-либо видел истинное удовлетворение на её лице, когда Скарлетт входила. Он был так же хорош, как и у неё. Старина Сноу разрешил мне начать ремонт, но он хотел пятнадцать тысяч. Он дал мне время, но я не был в долгу ни перед кем и решил, как можно скорее уладить наши отношения. Остальные деньги пошли бы на рождественские подарки. У меня было на уме кое-что особенное.

Я участвовал в гонках то тут, то там, в основном на машинах, которые потом разворачивал и продавал, но ничего такого масштабного, как эта. Я был не из тех, кто действует, не подумав. Зик ненавидел меня настолько, что продолжал повышать ставки. Это был не первый раз, когда он приходил ко мне с пари. Однако это был первый раз, когда я согласился участвовать в игре. Месть Зика сработала в мою пользу. Как только деньги окажутся в моём кармане, я получу то, что мне нужно.

Она повернулась и снова посмотрела на меня.

— Ты… с его девушкой?

— Да, но она не принадлежала ему, хотя он и заявил на неё права. Некоторые парни не видят разницы между желанием и обладанием.

— Кажется, он не был согласен.

— Женщина не трахается с другим мужчиной, если она принадлежит кому-то другому.

Скарлетт вздрогнула.

— Она хочет принадлежать тебе, — сказала она.

Я почувствовал, что сейчас начнутся неприятности, возможно, даже взрывоопасные.

— Никто не принадлежит мне, — сказал я.

При этих словах её сердце забилось быстрее, её грудь поднималась и опускалась быстрее. Я мог бы сказать, что она пыталась контролировать своё дыхание и боль, которую пыталась скрыть. Ей было больно, и моё чёртово сердце сжалось. Если бы она сейчас заплакала, я бы пролил кровь.

— Кроме тебя. Ты принадлежишь мне, единственному человеку, месту или вещи. Ты моя. Исключение из всех моих правил.

Прежде чем Скарлетт успела ответить, подбежал Митч, рядом с ним Вайолет.

— Время двигаться, Фаусти, или… ты знаешь правила. Ты проигрываешь.

Хотя Митч и Вайолет вторглись в наше личное пространство, наши взгляды встретились. Это было похоже на звёзды и небо, между нами что-то разжигало желание придвинуться ближе, прикоснуться и обжечься. Скарлетт покачала головой, заправив ещё одну прядь волос за ухо. Она отвернулась от меня. Вайолет взяла её за руку, и они пошли прочь.

— Скарлетт, — сказал я.

Она остановилась, но не повернулась ко мне лицом.

— Рядом со мной, — произнёс я. — Всегда.

Скарлетт ждала, и когда я догнал её, я взял её за руку и повёл к сцене. Когда мы дошли до машины, люди уставились на нас. Скарлетт ещё раз взглянула на блондинку, и к её щекам прилила кровь. Она снова пошла прочь от меня, но, когда Скарлетт повернулась, я зажал в кулак кожаную куртку и развернул её лицом к себе.

Скарлетт врезалась в моё тело с изумлённым «уф!», прежде чем мой рот накрыл её рот и перехватил её дыхание. Моя рука обхватила её мягкую попку, притягивая её к себе ещё ближе, вжимаясь крепче. Было ли это собственническим чувством? Да, так оно и было, чёрт возьми. Я хотел запечатлеть своё имя на каждом дюйме её кожи. Однако я стремился к чему-то более глубокому. Кожа была только первым слоем, слоем, который можно было отмыть начисто, забыть о прикосновении, заменить.

Со временем я заклеймил бы её так глубоко, что она никогда не смогла бы смыть меня с себя дочиста. Скарлетт, блядь, никогда этого не забудет. Не смогла бы.

Поцелуй закончился, она держала глаза закрытыми, пока её сердце колотилось рядом со мной, её руки крепко сжимали мою рубашку. Слеза скатилась по её щеке из уголка одного глаза. Я провёл губами, послеживая путь слезы, впитывая её вкус.

— Пожелай мне удачи, Малышка Балерина, — прошептал я ей на ухо.

Скарлетт