История с кладбищем - Нил Гейман

Это кладбище нельзя было назвать оплотом демократии, тем не менее перед смертью все равны. У каждого из покойников было право голоса и собственное мнение о том, принимать ли в свои руки живого ребёнка. И все непременно хотели высказаться.

Стояла поздняя осень, и рассвет не спешил. Небо было ещё тёмным, когда у подножия холма загудели машины: живые ехали на работу. А кладбищенские жители всё обсуждали неожиданное появление ребёнка и что теперь с ним сделать. Триста голосов. Три сотни мнений… Неемия Трот, поэт из заброшенной северо-западной части кладбища, начал выражаться стихами. Какова была его позиция, никто из слушателей так и не уяснил. И вдруг в истории кладбища случилось то, что заставило смолкнуть самые красноречивые речи.

На холм взошёл огромный белый конь (опытные лошадники называют эту масть серой). Топот копыт послышался ещё до того, как коня увидели, — равно как и треск, с которым животное продиралось сквозь кусты, колючки, плющ и утёсник на склоне холма. Размером конь был с тяжеловоза шайрской породы, в холке добрых девятнадцать ладоней, и мог бы нести на себе рыцаря в полном вооружении. На его спине, без седла, сидела женщина, с ног до головы закутанная в серое. Её длинная юбка и шаль казались сотканными из пыльной паутины. Лицо женщины было спокойным и безмятежным.

Обитатели кладбища узнали её: ведь каждый из нас в конце своих дней встречает Всадницу на белом коне, и забыть её невозможно.

Конь остановился у обелиска. На востоке небо слегка посветлело, залилось перламутровым предрассветным сиянием, отчего кладбищенскому люду стало не по себе и захотелось вернуться в свои уютные дома. Однако ни один не шелохнулся. Они смотрели на Всадницу со смесью волнения и страха. Покойники, как правило, лишены предрассудков, но сейчас они искали у неё мудрости или подсказки, как древнеримский авгур — в полёте священных воронов.

Она заговорила голосом, что прозвенел, как сотня крошечных серебряных колокольчиков:

— Мёртвым следует быть милосердными.

И улыбнулась.

Конь, который в это время спокойно жевал большой клок травы, замер. Дама коснулась его шеи. Он повернулся, прошёл несколько громадных шагов, стуча копытами, и вдруг оторвался от земли и галопом поскакал по небу. Топот копыт превратился в далёкое ворчание грома. Ещё мгновение, и Всадница на своём скакуне пропала из виду.

По крайней мере, так утверждали все жители кладбища, собравшиеся в ту ночь на холме.

Дебаты тут же закончились без всякого голосования. Ребёнку по имени Никто Оуэнс решили дать гражданство кладбища.

Матушка Хоррор и Иосия Уордингтон, баронет, проводили мистера Оуэнса до старой часовни и рассказали о чуде миссис Оуэнс.

Та ничуть не удивилась.

— Вот и правильно! Ведь у некоторых в головах никакого соображения! А вот у неё — есть. Ещё какое.

Не успело серое утро осветиться солнцем, как ребёнок крепко заснул в уютной маленькой гробнице Оуэнсов (при жизни господин Оуэнс был главой местной гильдии краснодеревщиков, и коллеги воздали ему должные почести).

До рассвета Сайлес ещё раз покинул кладбище. Он нашёл на склоне холма высокий дом, осмотрел три мёртвых тела, изучил ножевые раны. Удовлетворившись увиденным, он вышел в утренний полумрак. Обдумывая возможные неприятные варианты развития событий, Сайлес вернулся на кладбище, в часовню, где обычно спал под самым шпилем, пережидая дневное время.

А в городе, у подножия холма, человек по имени Джек кипел от злости. Он так долго ждал этой ночи, готовился к ней целые месяцы — даже годы! И начало было удачным: трое умерли, не успев даже вскрикнуть. Но потом…

Потом всё пошло совершенно, абсолютно наперекосяк. С какой стати он потащился на вершину холма, когда ребёнок явно спустился вниз — К тому времени, как Джек вернулся, след остыл. Кто-то нашёл ребёнка, забрал его, спрятал. Другого объяснения быть не могло.

Грянул гром, громко и неожиданно, как пистолетный выстрел, и полил дождь. Человек по имени Джек начал методично обдумывать свои дальнейшие действия: к кому из жителей городка наведаться, кто станет здесь его глазами и ушами…

О неудаче собранию рассказывать необязательно.

Да и не такая уж это неудача, сказал он себе, прячась под козырьком магазина от утреннего дождя, хлынувшего с неба потоком. Впереди ещё много лет, много времени. Он успеет завершить неоконченное дело. Перерезать последнюю нить.

Завыли сирены. Мимо Джека проехала сначала полицейская машина, потом неотложка, потом машина без опознавательных знаков, но с сиреной. Человек по имени Джек нехотя поднял воротник плаща, пригнул голову и вышел под дождь. Нож лежал в карманных ножнах, в сухости и тепле, и никакой ливень был ему не страшен.

икт рос тихим и довольно послушным мальчиком, у него были серьёзные серые глаза и копна волос мышиного цвета. Едва научившись говорить, он стал засыпать жителей кладбища вопросами: «Почему меня не выпускают с погоста?» Или: «А что он делает? Я тоже хочу!» Или: «А кто здесь живёт?» Взрослые старались удовлетворить его любопытство, но их противоречивые ответы часто сбивали мальчика с толку. Тогда Никт дожидался заката и шёл к старой часовне, чтобы поговорить с Сайлесом.

Опекун умел объяснять так, чтобы Никту было понятно.

— Тебя не выпускают с погоста… кстати, «погост» — устаревшее слово, теперь так не говорят… потому что только тут, на кладбище, ты в безопасности. Здесь твой дом, здесь те, кто тебя любит. Снаружи слишком опасно. Пока что.

— А сам уходишь! Каждую ночь.

— Я во много раз старше тебя, малыш. И меня никто не тронет.

— Меня тоже.

— К сожалению, это не так.

— …Хочешь научиться делать так, как я? Одни навыки осваиваются в процессе учёбы, другие — простым повторением, третьи приходят со временем сами. Довольно скоро ты научишься блекнуть, скользить и ходить по снам. Некоторые навыки, однако, живым недоступны. Придётся немного подождать. Впрочем, не сомневаюсь, что со временем ты их тоже освоишь.

…Ты стал почётным гражданином кладбища, — объяснял Сайлес — Так что оно о тебе заботится. Здесь ты видишь в темноте. Можешь ходить дорогами, недоступными живым Другие люди — живые — тебя не замечают. Мне тоже дали почётное гражданство, хотя в моём случае оно выражается лишь в праве проживания.

— Я хочу быть таким, как ты! — Никт выпятил нижнюю губу.

— Нет, — твёрдо отвечал Сайлес — Не советую.

— …Кто здесь похоронен? Во многих случаях это написано на могильном камне. Ты умеешь читать — Азбуку знаешь?

— Какую ещё… буку?

Сайлес молча покачал головой. При жизни чета Оуэнсов не отличалась большой любовью к чтению, и у Никта не было букваря.