Путь на Юг - Михаил Ахманов

Застонав, он перекатился на живот и, упираясь ладонями в прокаленные солнцем темные доски, привстал на колени. Теперь он видел плотную стену людей, толпившихся вокруг, – их было не меньше пятидесяти. Все коренастые, широкоплечие, обнаженные по пояс, в кожаных башмаках и юбочках до колен; у многих с переброшенных через плечо перевязей свисали кинжалы и короткие прямые мечи.

Как он попал сюда? И где он? Голова была пустой, только вспышками стробоскопа мелькали какие-то смутные воспоминания о зиме, окоченевших елях и снеге, кружившем за окном. Ему казалось, что еще мгновение, и он соскользнет обратно в тот холодный, белый, но такой привычный мир, а этот, полный тепла, солнца и света, растает, как туманный фантом. Но ярость, туманившая разум, держала крепче якоря. Он должен сражаться!

Одинцов поднялся на ноги, его качало. Нет, это доски настила слегка раскачивались под ним! Вместе с облаками в небе, далекой чертой горизонта и лазурной, искрящейся солнечными бликами поверхностью, такой знакомой, виденной не раз… Море? Что-то щелкнуло в голове, и еще одна частица новой реальности обрела свое место. Море, теплое море, такое же, как Средиземное или Карибское, что бы ни значили эти названия…

Но если вокруг море, то значит, он на корабле?

– Что, щенок, хватит с тебя? – Теперь рыжий не выглядел великаном, и Одинцов понял, что сам он выше противника на целую голову.

Нестерпимая боль пульсировала в висках, боль и ярость, с которой он не мог совладать. Ярость окрашивала мир вокруг него в кровавые оттенки. Он сморщился, отступил на шаг, разглядывая мускулистую грудь и могучие кулаки рыжего, перевитые ремнями с медными бляшками. Потом опустил глаза на собственные руки – пальцы были обмотаны такими же ремнями.

С одной стороны, это казалось правильным, с другой – что-то было не так, не в порядке. Он не мог понять, что случилось, но странное чувство преследовало его, словно тело, его покрытое шрамами, но все еще послушное тело, вдруг стало чужим.

В толпе зашумели, загоготали. «Он встал, встал, клянусь Шебрет!» – раздался чей-то ликующий вскрик; потом: «Дай ему, Рат! Врежь под ребра!» – и сразу же: «Рахи! Рахи! Бей, бей, бей!»

Боль. Дьявол, какая боль! Этот рыжий подонок ударил его, и потому так больно? Неуправляемая ярость захлестывала Одинцова, пресекая любую попытку вспомнить, понять или хотя бы удивиться. Сейчас это казалось совсем не важным; ненавистное лицо с клочковатой бородой маячило перед ним, и на шее, под завесой рыжих волос, была точка, что приковала его внимание. Он свирепо дернул ремень на правом запястье, смотал с пальцев длинную полоску кожи, густо усеянную металлическими бляшками, и уронил на палубу. Рыжий противник оскалил зубы в презрительной ухмылке. «Смотри! Сдается! Рахи сдается!» – долетел потрясенный шепот.

Он ринулся вперед в стремительном прыжке, сжав пальцы и вскинув руку в едином слитном движении, которое ни боль, ни растерянность, ни странное ощущение чужеродности тела не могли вычеркнуть из памяти. Там, под челюстью, сонная артерия и нервный узел… один точный, рассчитанный удар – хватит вполсилы – и эта груда рыжего мяса больше не будет смеяться над ним!

Ребро ладони опустилось на толстую шею, и рыжий покачнулся, выпучив глаза и хватая ртом воздух. Одинцов, ошеломленный, замер перед ним, разглядывая руки. Он сошел с ума или его конечности стали длиннее? Он же метил вовсе не в загривок, а в горло, в горло! Что с руками? И с пальцами? И с кожей?.. Она была гладкой, смугловатой, с золотистыми блестками выгоревших на солнце волос…

Рыжий сжал кулаки, набычился, шагнул вперед, размахнулся. Небо и море взорвались перед глазами Георгия Одинцова.

* * *

Застонав, он поднял веки. Головная боль прошла, сменившись вязким туманом, окутавшим сознание, словно полупрозрачная газовая фата. Одинцов облизнул пересохшие губы, снова прикрыл глаза и приступил к ревизии.

Одинцов Георгий Леонидович, полковник в отставке, инструктор по выживанию… Несомненно, это был он, но в то же время кто-то еще, почти незаметный, но все же присутствующий в его сознании. Он помнил, как они с Шаховым пили коньяк, помнил ломтики лимона на блюдце, помнил, что они о чем-то говорили, но все это было расплывчатым и неясным – во всяком случае, не объяснявшим, как он попал сюда, на это судно, в это море. Впрочем, не важно, решил он; все выяснится со временем, и спешить не надо, ведь такое уже было. После взрыва мины, нашпиговавшей его осколками… Контузия, три недели беспамятства и месяц амнезии, когда он с трудом вспоминал, кто таков полковник Одинцов…

Тонкая рука легла на его плечо, и нить воспоминаний оборвалась.

Он ощутил исходивший от пальцев аромат сушеных трав и чего-то еще, пахнувшего непривычно, но приятно.

– Рахи! Очнись, Рахи! Что с тобой? – Голос был негромок, тверд и явно принадлежал мужчине. Одинцов открыл глаза. Над ним склонились двое; их лица озаряло пламя глиняного светильника, что мерно покачивался на цепочке у потолка. Старик с бритым подбородком – это его ладони пахли так странно – и скуластый рыжеватый парень лет двадцати пяти. Нос у скуластого был слегка свернут набок, пухлые губы приоткрыты, маленькие глазки хитро поблескивали.

– Гляди, бар Занкор, смотрит! Смотрит, клянусь пупком Лефури!

На лукавой физиономии скуластого расцвела улыбка.

– Смотрит, но что видит… – недовольно пробормотал старик, пристально всматриваясь в зрачки Одинцова. – Ну-ка, Чос, бездельник, не заслоняй мне свет! – Молодой отодвинулся, и сухие пальцы уверенно ощупали лоб лежащего. – Рахи, ты меня слышишь? Или эта крыса Рат вышиб тебе последние мозги?

Так, отметил Одинцов. Значит, тот сукин сын, врезавший ему под ребра, – Рат. Молодой и скуластый – Чос. Старик – бар Занкор. Внезапно в памяти всплыло его полное имя – Арток бар Занкор, целитель. И он совсем не стар… едва на шестом десятке… Скудный свет да игра теней добавили ему лет пятнадцать. Рахи? Видимо, Рахи – он сам. Странно! Странно, что его тут знают, но зовут чужим именем!

И этот Арток бар Занкор… Кажется, он, Одинцов, с ним неплохо знаком. Может быть, даже лучше, чем с Рахи, за которого его принимают… Видно, у этого парня неприятности с рыжим громилой Ратом. Серьезные неприятности, которые требуют вмешательства целителя… Врача? Нет, вряд ли тут есть настоящие врачи… Ну, ничего! Пусть этот туземный знахарь поставит его на ноги, и через пару дней Рат будет грызть палубу стагарта!

Слово выскочило неожиданно, как и полное имя целителя. Стагарт… Корабль, на котором он пустился в плавание… Нет, не корабль! Во всяком случае, не одно из тех судов, на которых когда-либо доводилось плавать Одинцову. Однако он прекрасно знал, что такое стагарт. Да, прекрасно! Это…

– Рахи, болван, да поразит тебя Шебрет бессилием от пупка до колена! – вдруг гаркнул целитель. – Я ведь вижу, что ты слышишь меня!

Одинцов слабо улыбнулся.

– Да, Арток.

– Темен путь богов, и для нашего Рахи он еще не свернул к Югу, – заметил Чос. Словно по волшебству, в руках у него возникла миска, над ней вздымался аппетитный парок. – Жрать хочешь? – прозаически осведомился скуластый.