Первый - Ольга Джокер

лет, мама заявила отцу, что без памяти влюбилась в итальянца, с которым познакомилась на медицинской конференции. Дальше были запретные чувства, страсть и муки выбора.

Мама хотела забрать меня с собой, но я была уже в том возрасте, когда сама решала, с кем останусь.

Папу мне было искреннее жаль. Да, родители иногда ссорились и скандалили, но мне казалось, что это нормально. В какой момент что-то пошло не так?

Я чувствовала себя преданной и обманутой, поэтому категорически отказалась уезжать из дома, в котором прожила всю свою жизнь. К тому же у меня были друзья и любимая школа. Как я без них?

Мама тогда сказала, что когда я сильно-сильно кого-то полюблю, то обязательно её пойму. Пока этого не случилось, но обида со временем ушла, и мы наладили общение. Примерно два раза в год я летаю в Италию и провожу время с мамой и её мужем Альберто. Он спокойный и милый, а ещё очень щедрый. Когда я возвращаюсь домой, то всегда с кучей подарков от него.

— Папа рассказал мне, что случилось, Жень, — произносит мама в телефонную трубку. – Могла бы и сама позвонить!

— Мне было не до этого. Прости.

Я закрываю ноутбук и тру пальцами переносицу. Глаза нещадно пекут.

— Это ужасно, но ты ни в чем не виновата – уверена в этом.

Мама причитает, что в ближайшем будущем мы не увидимся, а Альберто уже подготовил для меня массу сюрпризов. Да и море я не увижу, хотя это то, ради чего я задерживаюсь там на месяц и больше.

— Папа, конечно же, счастлив, что ты будешь рядом — у него под крылышком. Но я-то соскучилась!

— Так прилетай…

Мама резко переводит тему и начинает винить в аварии моих подруг, дурацкий пешеходный переход и даже Андрея. Его — сильнее всех, потому что не услышал шума мотора. Я неожиданно замолкаю и малодушно позволяю себя жалеть и оправдывать. Это кажется мне почти что необходимостью — как вода или воздух.

Утром я просыпаюсь в боевом настроении. Надеваю лёгкое воздушное платье и белые кеды. Распускаю волосы и впервые после аварии крашу ресницы и губы.

По дороге в больницу заезжаю на рынок, где нахожу вкусные апельсины, грейпфруты и помело. Позже продавец предлагает попробовать манго или папайю. Понятия не имею, любит ли такое Андрей, но, на всякий случай, беру всё.

Когда такси останавливается у больницы, и я выхожу на улицу, то чувствую, как заходится сердце. Волнение достигает пика, дыхание рвётся.

Я нервно расхаживаю у ворот туда и обратно, понятия не имея, что меня ждёт дальше. В какой-то момент начинаю рассматривать корпус, где лежит Бакурин, и сразу же застываю, едва вижу в окне на втором этаже… его.

Андрей привычно хмур и враждебно настроен. Безжалостно режет меня взглядом. И я мысленно загадываю желание — хотя бы разок увидеть вживую его улыбку с ямочками.

Глава 5

Воспользовавшись бахилами и накинув на плечи халат, прохожу в отделение травматологии.

Бакурин был госпитализирован в дорогой частный госпиталь с лучшими врачами и оборудованием. И это не может не радовать. Значит, ему здесь помогут. Изо всех сил постараются.

— Добрый день!

Медсестра на посту вежливо здоровается со мной и возвращает взгляд к журналам. Если бы Андрей захотел, то строго-настрого запретил бы мне посещения. Но он не сделал этого, а значит, можно.

Привычно застыв перед дверью палаты, пытаюсь успокоить ошалевшее сердце, но ничего не выходит. Оно работает навылет, долбит рёбра. Я прижимаю ладонь к левой половине груди и тихо проговариваю:

— Хуже уже не будет — это точно.

Постучав для приличия и, конечно же, не услышав разрешения — прохожу в палату без спроса.

Гонщик стоит у шкафа, перебирает одежду. Не могу сказать, что выглядит он лучше вчерашнего, потому что для полного восстановления нужно больше времени, но цвет лица не такой бледный.

— Здравствуйте, Андрей, — произношу, прикрывая за собой дверь. — Как себя чувствуете?

Бакурин равнодушно осматривает меня с головы до ног и отводит взгляд. Не шлёт на хуй, что уже приятно.

Расправив плечи, иду по палате. Не раз и не два ловлю себя на мысли, что ступаю, словно по минному полю. Один неверный шаг, и взрыв неминуем. Нужно быть осторожной, подобно сапёру. Об этом меня просил и папа.

— Я принесла цитрусовые, как и обещала. Продавец на рынке предложил попробовать ещё манго и папайю. Я взяла на всякий случай — вдруг вы любите. Если нет — выбросите в мусорное ведро.

Я не жду поддержания беседы и ответов от гонщика. Боже мой, я вообще от него ничего не жду, честное слово. Но дело в том, что меня никогда всерьёз не ненавидели. Что в детском саду, что в школе, что в университете — любили и уважали. Я всегда была умницей и никого не обижала, но всё бывает в первый раз, правда?

Остановившись у злосчастной тумбы, которую вчера опрокинул Бакурин, ставлю на неё пакет с новыми гостинцами. Где старые — понятия не имею. Я могла бы красиво разложить фрукты по полочкам, но боюсь, это будет чересчур.

— Кстати, я вчера нашла много интересной информации о переломах, подобных вашему.

Андрей закрывает шкаф и, достав оттуда чистую одежду, оборачивается ко мне. Без лишних слов понятно, что я раздражаю его своим голосом и присутствием, но спасовать и уйти — точно не то, чего я добивалась, а о том, что искупать грехи будет непросто, знала задолго до личной встречи.

Открыв сумочку, достаю оттуда папку с файлами. Утром я сто раз меняла решение. То скрепляла листы степлером, то вкладывала каждый в отдельный файл. Никогда не считала себя столь дотошной, но всё, что касалось гонщика, невольно делало меня именно такой.

— Я распечатала важное. Там медицинские статьи, комментарии. Истории реальных спортсменов, которые пережили травмы и благополучно вернулись в спорт. Я понимаю, что сейчас сложный период. И невозможность что-либо исправить медленно убивает, но главное – не сдаваться.

— Нет, не понимаешь, — перебивает Бакурин. — Ты ничего не знаешь обо мне, чтобы спокойно рассуждать о том, что я чувствую.

Это первые за сегодня слова от Андрея. И, к моему удивлению, они не звучат грубо. Просто резко. Я неотрывно смотрю в зелёные глаза напротив, понятливо киваю. Но, тем не менее, остаюсь верна тому, что изначально говорила.

— Я знаю достаточно.

Выдержав