Сентиментальный убийца - Марина Серова

Последнее он пропел на редкость фальшивым голосом и опрокинул в рот стопку водки, не дожидаясь, пока я с ним чокнусь. А потом сказал:

— Вот вы думаете, что у меня тота… тора… толита…тарное мышление? Ведь так, э-э-э?.. А-а-а! — Он с хитрым видом поднял вверх палец, прищурился, видимо, полагая, что в таком виде походит на Владимира Ильича в Горках, и продолжал: — Все дело в том, что деление по политическому признаку ушло в прошлое… сейчас главное — это не партийная принадлежность, а качества хозяйственника и государ… государственника.

И тут предвыборная речь!

Впрочем, Геннадия Ивановича можно понять: у него же через несколько дней выборы.

— Кгррррм… по сути дела, коммунистическая доктрина сейчас является обычной социал-демократической… с послаблениями в сторону централизующей роли государства… наместник Северной Кореи Ро Де У… танки в Праге… вы знаете, Женя, как сильно харизма человека зависит от его хари… нет? В-в-в… — Он поморщился, словно раскусил лесного клопа, а потом забормотал совсем уж бестолково: — Шарлатанство… партийная дисциплина… не позволю про царя такие песни петь… распустились тут без меня…

Потом вскинул голову и, наклонившись ко мне, таинственным голосом проговорил:

— Вчера у Бориса Ельцина повысилась температура… Геннадий Андреевич Зюганов первым поздравил президента с повышением…

Мрачный мужчина, сидевший рядом с ним, покачал головой и проговорил:

— Может, вам нужно освежиться, Геннадий Иванович?

У него был глухой бесцветный голос, да и сам он был какой-то бесцветный, неяркий, незапоминающийся. Но в глазах — совершенно трезвых — мерцала холодная, проницательная насмешка. Вероятно, такими раньше и были наиболее влиятельные партийные функционеры, «серые кардиналы» КПСС. А не этот пьяный директор нефтезавода, вероятно, имеющий к коммунистам еще меньше отношения, чем, скажем, я.

Все-таки я училась в спецзаведении, напрямую курируемом Центральным управлением КГБ Советского Союза. Это вам не завод, пусть даже нефтеперерабатывающий.

В ответ на слова Алексея Петровича кандидат в губернаторы замотал головой:

— Н-нет, что вы! Вот лучше послушайте анекдот. Значит, так. Сочи. Знойный полдень. П-пляж… На песке лежит редкой красоты обжа… обна-жен-ная женщина. Проходящий мимо старикан останавливается и принимается восторженно созерцать такое чудо природы. А она и говорит: «Что ты смотришь на меня, старый хрен! Я ваще фригидна… холодна, как рыба». В ответ старпер пришлепывает губами и кряхтит: «Э-эх… и хороша же в жаркую пору холодная рыба да под старым хреном!»

Последнюю фразу Геннадий Иванович произнес буквально на одном дыхании, выразительно посмотрел на меня, а потом захохотал, аж прикрыв от удовольствия глаза.

Я тоже не смогла удержаться от смеха: настолько все это было забавно. Тоже мне — любитель кулинарных анекдотов с партийным прошлым и настоящим.

— Про себя, что ли, рассказываешь? — вдруг прозвучал над нами холодный женский голос.

Я обернулась.

Татьяна Юрьевна высилась надо мной, как древнеримская Фурия — богиня мщения. Впрочем, нельзя сказать, что на ее сухом вытянутом лице был написан гнев. Скорее какое-то брезгливое, холодное недоумение.

Геннадий Иванович съежился, как мальчишка, которого застали за поеданием варенья из секретных фондов бабушки. Будущий губернатор… да он будет править губернией, а им самим будет править вот эта треска маринованная, или какие там еще рыбные блюда существуют!

— Тебе не кажется, Геннадий Иванович, что нам уже пора? — вопросила она. — Похоже, ты запамятовал, что завтра у тебя по графику несколько важных встреч в рамках предвыборной кампании?

— Н-нет, — окончательно стушевавшись, проговорил тот.

…А как хорохорился, когда сидел за столом, а жена с каменной маской великого египетского Сфинкса на лице сидела рядом! Словно и не замечал ее! А тут две фразы — и полный дефолт.

Неожиданно Татьяна Юрьевна повернулась ко мне.

— Евгения Максимовна, — произнесла она тоном, в котором от свежезамороженной рыбы оказалось не так уж много, можно сказать, что проглянуло даже что-то человеческое. — Евгения Максимовна, я присматривалась к вам, и думаю, что вы очень достойная кандидатура. Дело в том, что у нас есть хорошее предложение для вас.

— Простите? — с трудом скрыв некоторое недоумение, отозвалась я.

— Мне не хотелось бы говорить сегодня: обстановка не соответствует. Да и Геннадий Иванович, откровенно говоря, не в норме.

Геннадий Иванович действительно был не в норме, потому что, когда он попытался подняться на ноги, его неумолимо занесло куда-то в сторону, и он вне, всякого сомнения, упал бы всем телом на стол, если бы его не подхватил рослый телохранитель.

«Что же они дают ему так нажираться в избирательную кампанию», — промелькнуло у меня в голове. Или кто-то нарочно его подпоил?

Я посмотрела в ту сторону, где еще недавно сидел Алексей Павлович, но серый человек с лицом и взглядом маститого партийного функционера уже ушел. Тихо и незаметно.

Как будто его и не было.

В этот момент из полумрака на меня вынырнул Самсон Головин. Он был сильно навеселе, рубашка расстегнута, галстук сбился набок, пиджак он и вовсе снял. Его гладко выбритый череп был разрисован губной помадой. В руках он держал винтовку.

Несмотря на то что винтовка была пневматической, Геннадий Иванович отшатнулся, как нервный черт от некондиционного ладана, пробормотал что-то нечленораздельное и, перегнувшись через руки телохранителя, ткнулся-таки лбом в поверхность стола, перевернув при этом прибор с обглоданными фрагментами скелета курицы.

— Я требую оформления шенгенской визы… — донеслось до меня. — А меня обокрали… собака с милицией приходила…

— Женька! — гаркнул Головин мне в самое ухо. — Пошли стрелять в тир! Я там поспорил на сто баксов, что ты легко обстреляешь одного хмыря! Он там выдает себя за бывшего члена олимпийской сборной России по стендовой стрельбе… и почему-то по бобслею!

Я поморщилась:

— Извини, Самсон, я сегодня не в форме. Хандрю, однако. Так что в следующий раз.

— Значит, завтра?

— Значит, завтра.

— Ты что, уезжаешь?

— Да, мне пора. Еще раз мои наилучшие пожелания.

— Распорядиться, чтобы тебя отвезли домой? — галантно осведомился Головин, которого, по всей видимости, мой безвременный отъезд с места торжества не очень огорчил.

— Да нет, я сама.

* * *

Так получилось, что из клуба я выходила вместе с Геннадием Ивановичем и его бесценной супругой. Хотя вместе — это громко сказано, потому что их попросту замкнули в кольцо несколько рослых детин, напрочь отрезав доступ к ним всех проявлений внешнего мира.

Надо сказать, делалось это довольно бестолково, потому что, насколько я могла заметить, высоко-классный киллер без труда нашел бы брешь в их геометрических построениях. Проще говоря, достал бы Турунтаева.