Принц инкогнито - Антон Понизовский

Местный житель: «Проснулся ночью… громко залаяла… В окно увидел, что горит корпус больницы. Побежали с соседом… вдвоем удалось выбить дверь… В конце длинного коридора лежал человек… потом балка обрушилась».

«Стены были отделаны пластиком?»

«Нет, никакого пластика не было, старый деревянный дом. Все обветшавшее, разом все полыхнуло…»

Начальник пожарных: «Пламя быстро распространилось… Когда прибыл первый расчет, огнем было охвачено… квадратных метров… выгорел полностью. Большинство пациентов лежачие… установленные на окнах решетки… вывели из горящего здания только двух пациентов. Остальные 37 пока числятся пропавшими без вести».

Ещё какой-то начальник: «Спасшиеся будут временно расселены… Возбуждено уголовное дело по ч. 3 ст. 293 УК РФ. На селекторном совещании… соответствующие поручения правоохранительным органам, МЧС и врио губернатора».

Врио-мрио. Шмио.

На всех этих разворотах про «Шок-Пожар» Дживан не находил ответа на занимавший его вопрос: можно ли было что-то предугадать?

Выживший пациент вспоминал: «Мой сосед по палате неоднократно высказывался в адрес медперсонала, что устроит веселую жизнь…»

А как быть, если они каждый день обещают устроить весёлую жизнь? Как вычленить из постоянного бреда этот звоночек, действительную угрозу?.. — и не успел он подумать про угрозу, как снова почувствовал на себе взгляды. Двое в кожаных кепках перегораживали Дживану выход из-под навеса.

Ах, как сейчас пригодилась бы та ярость, которая несколько дней назад обуяла его в минимаркете. Дживан владел национальным искусством свирепо кричать («уничтожу! зарежу! все кости переломаю!») и дико сверкать глазами — так что обычно противник сдувался и отступал. Но после двух бессонных ночей Дживан был размягчённым, разнеженным: его не хватило бы даже на убедительный крик.

Дживан решил защититься иначе: просто забыть про двух недоумков. Как будто их нет во вселенной. Чтобы полностью отгородиться от скобарей, Дживан вытащил-таки телефон и включил его. Одним нажатием кнопки закончил двухдневный отпуск — и от семьи, и от жизни вообще.

В точности как Дживан себе представлял, с гнусным пиликаньем, один за другим стали выскакивать неотвеченные звонки: три — с работы, четыре — с работы, пять… с мобильного телефона Тамары, начальницы. Семь… Девять пропущенных… всё.

Вай ку! Какой приятный сюрприз: Джулия не позвонила ни разу — а значит, и нет доказательства, что он гулял двое суток. Можно не врать, ничего хитроумного не сочинять — просто сказать, что две ночи был на дежурстве. Три ночи! Вот и газета кстати: в соседней области, у новгородцев, сгорело, теперь у нас что ни день, то проверка, пожарный надзор, МЧС… всё сходится, всё логично! Прямо подарок судьбы… Но почему такая куча звонков от Тамары, что произошло на работе?..

Увы. Страусиная тактика не подействовала. Буравя его глазами, скобари заворчали что-то вроде «ар-рч», «хач» или «маха́ч»…

Ну что? Махач так махач? Лениво, расслабленно подойти — и внезапно ударить? Первым, резко, в глаз, в горло?..

Дживан разгладил газету, вздохнул — и решительно повернулся:

— Здесь ложное время.

Перевёл озабоченный взгляд с одного на другого — мгновенно отметил, что первый — немолодой, усталый и, кажется, неопасный; а вот второй помоложе, позлее. Сурово глядя на них, Дживан постучал ногтем по своему телефону и повторил ещё строже:

— Лож-но-е.

Скобари оторопели. Как иллюзионист, как престидижитатор проводит блестящей палочкой — тем же манером Дживан продемонстрировал им экран:

— Сбита настройка. Я врач. Я обязан в точное время — секунда в секунду — звонить в больницу. Дежурному.

И для внушительности добавил:

— В приёмный покой.

Давно было замечено, что даже у одноклеточных примитивов теплится суеверное уважение к медицине: болел кто-нибудь из родни, да и сам тоже не застрахован… Даже у самого тупорылого — что-то такое сидит в затылке, в подкорке…

— Скажите, сколько на ваших часах? — обратился Дживан к старшему скобарю.

— Какой? — вскинулся тот, что моложе. — Чё, мль?

Но старший послушно ответил:

— Полпятого.

— Точнее, будьте любезны, — властно и в то же время благожелательно сказал Дживан, будто бы разговаривая с пациентом. Голос у него был глубокий, с бархатными модуляциями.

— Шестнадцать часов… двадцать пять. Доктор, что ли?

«Допёрло», — Дживан величественно кивнул:

— Врач. Клинический ординатор.

— А пиво сосёшь, врач клинический!.. — попытался встрять молодой, но уже без прежней энергии.

— Врач — жи-вой че-ло-век.

Дживан отвернулся от скобарей, потыкал кнопки и поднял телефон к уху. Услышав голос заведующей, сразу же заговорил озабоченным тоном:

— Как поживают наши больные, Тамара Михайловна? Что стряслось?

— Дживанчик! Ну наконец. «Что стряслось»! Ты спросил бы лучше, чего не стряслось. Ночью Гася твой снова загиповал! Скорая приезжала…

— Скорая помощь приехала? — веско переспросил Дживан. И заметил боковым зрением, что скобари, потоптавшись, двинулись прочь.

— Да, да, да! — изумилась Тамара: Дживан говорил не своим голосом и не своими словами. — Ты где? Что с тобой?

— Пиво пью, — Дживан проводил взглядом два плохо выстриженных загривка. — В интересной компании…

— Пиво пьёшь, а нас опять поджигали!

— Исключительно в нерабочее вре… Поджигали?

— Прямо дверь мою подожгли! Ночью! Дверь в ка…

— Что сгорело?

— Да ничего не сгорело — но прямо дверь в кабинет!.. То есть вообще уже!..

— Кто поджигал?

— Да не знаю я! Ночью! Не знаю, что делать вообще!..

— Тамара Михайловна, не волнуйтесь…

— С проверками с этими, я уволюсь, честное слово!.. Ты нужен, Дживанчик!

— Уже бегу. Тамара Михайловна…

Дживан любил, когда ему задавали вопросы, — любил выдержать паузу, помолчать, потомить собеседника, — а сам, наоборот, терпеть не мог спрашивать, ставить себя в уязвимое положение… Но сейчас нужно было спросить:

— Тамара Михайловна, из дома мне не звонили?

Голос начальницы потеплел:

— Безобразник, опять за своё. Нет, Дживан Грантович, не звони-ли. Никому до тебя дела нет. Кроме некоторых товарищей по работе… — В кабинете заведующей затрещал городской телефон. — Так, это из ЦРБ. Дуй скорее! Целую!

Было такое бакинское слово бардакхана — свистопляска, сумятица. Внутри Дживана творилась самая настоящая бардакхана. Даже чуть подводило желудок от облегчения, унижения, радости, злобы…