Большая книга ужасов. 39 - Ирина Андреева

Я лежала прислушиваясь, затаив дыхание, боясь пошевельнуться. Я все ждала, что вот-вот в тишине снова послышатся чьи-то осторожные шаги и вздохи, но через одеяло до меня доносилось лишь мерное тиканье часов, и я не заметила, как заснула.

Громкий трезвон разносился по квартире. Я с трудом оторвала голову от подушки, пытаясь сообразить, что за противный звук нарушил мой сон и откуда он доносится. Поняв, что это всего-навсего звонит телефон, я соскребла себя с кровати и на автопилоте, не раскрывая глаз, поплелась в прихожую.

— Але? — сонно протянула я и, открыв один глаз, увидела, что часы показывают четверть восьмого.

— Ирка, это я! — донесся до меня Машкин голос.

— Кто-то обещал не звонить мне до двенадцати часов!

— Ирка, я влипла в такое! — не слушала меня Никитина. — Представляешь, звоню я вчера поздно вечером Байковой, рассказываю о наших с тобой приключениях… И она сказала, что нельзя землю с могилы полного тезки брать, так как тогда ворожба падет не на задуманное лицо, а на покойника! — орала в трубку Машка.

Сон с меня как рукой сняло.

— Так что ж она сразу не сказала, склерозница эдакая…

— Что мне делать? Теперь выходит, что меня покойник любит. По-кой-ник!

— Кстати, твой Ромео ночью навестил меня. Обознался, видать. Он к тебе не заходил?

— Опять прикалываешься? — раздался подружкин вопль. — Я ж тебе серьезно говорю!

— Да и я вроде как не шучу. Приперся ко мне белый такой, в саване… «Где моя Мария?» — говорит… Напугал меня до полусмерти! Я такой ор подняла, что всех перебудила. А он, видать, понял, что адресом ошибся, и исчез. Едва уснула!

— А может, тебе это приснилось? — робко предположила Маша.

— Сама не знаю, — задумавшись, сказала я.

— Вот видишь! — голос Никитиной повеселел. — Не уверена, а меня пугаешь.

— Ну, ладно, проехали. Что ты собираешься делать?

— В том-то и дело, что понятия не имею.

— А Байкова что сказала?

— Ничего хорошего. Сама она не знает, а та девчонка, подружка ее, умотала на дачу, а дача неизвестно где.

— А когда вернется?

— В конце недели, кажется.

— Придется тогда нам самим с твоим покойником разбираться. Слушай, но ведь ты приворот до конца не доделала, надо ж еще землю Максу в ботинок подсунуть и так далее. Может, покойничек еще не влюбился, а лишь собирается?

— Нет, Светка сказала, что ботинки нужны для приворота живого человека, а для покойника достаточно того, что я сделала.

Мы обе замолчали. Не знаю, о чем думала Машка, а я о том, насколько вся эта история серьезна.

— А может, брехня все это? — прервала тишину подруга. — Я, в принципе, не очень-то верю во всякую нечисть… Двадцать первый век на дворе все-таки…

— Ага! Как на кладбище меня тащить и Максима своего привораживать, она в нечисть верит, а как паленым запахло, так уже «не очень-то» и верит! — возмутилась я. — Да, и чтоб ты знала: нечистой силе совершенно без разницы, двадцать первый век на дворе или пятнадцатый, если она все-таки существует.

— Будем надеяться на лучшее…

— Угу, а готовиться к худшему. А для начала пошли в магазин. За чесноком.

— Покойника отпугивать? — обреченно протянула Машка.

— Нет. Мама собирается мясо по-болгарски на обед делать. Купить просила.

— А-а-а… А я-то уж думала, ты обороняться решила. Хотя, может, это не лишнее…

— Возможно… Ну, ладно. Сейчас все равно еще рано. В десять я за тобой заскочу, а там, может, погулять выберемся.

— Я, вообще-то, на карьер собиралась… Ты забыла? В двенадцать часов.

— А стоит ли? — засомневалась я. — Один привороженный уже есть.

— Светка сказала, что на нашего Максика магия уже не подействует, тогда я просто с ним потусуюсь. Пошли со мной? — предложила Никитина.

— Ну, давай. Все равно делать нечего.

По дороге к Машке я невольно озиралась, опасаясь появления серебристого автомобиля.

Никитину я застала бегающей по квартире.

— Ты чего, Машка? Ищешь, куда от покойника спрятаться? — пошутила я.

— Да ну тебя! Я крестик ищу, — ответила Машка, роясь в содержимом очередного ящика. — Куда ж я его задевала?

— Зачем он тебе?

— Не догадываешься? На всякий случай. О, вот он!

Мы сходили в магазин, отоварились чесноком, занесли его ко мне домой и начали собираться на карьер. Мария радостно укладывала в сумку вещи, забыв о нашем кладбищенском влюбленном. Я не стала портить ей настроение своими репликами. Но кому-то надо было сохранять бдительность, и я взяла эту почетную миссию на себя. Как говорится, на Машку надейся, а сам не плошай.

До пяти часов наша большая компания резвилась на карьере. Уж не знаю, помог ли Машкин крестик, но наше «водное мероприятие» прошло благополучно. Максик не оказывал Никитиной никаких особых знаков внимания, на что подруга, конечно же, жутко обиделась. Правда, мне не давал покоя серебристый автомобиль, стоящий неподалеку от того места, где мы расположились. Я сказала о нем Марии, но она только отмахнулась, так как ее голова была занята другим.

На следующий день я опять проснулась от звонка. На этот раз — в дверь. На пороге стояла Маша.

— Ты чего? — спросила я, впуская подругу в квартиру.

— Ирка, нечисть все-таки существует.

— Откуда такие неутешительные выводы? Что, покойнички ночью за своей землей пришли? — попыталась развеселить я подругу.

— Он приходил ко мне ночью! — бухнулась на мою кровать Никитина.

— Может, померещилось? Ты ж у нас впечатлительная, — сказала я, разглядывая спутанные Машкины волосы, подружка явно забыла причесаться.

— Какой там померещилось! Он же меня коснулся! Брр… — поежилась Мария.

— Коснулся?

— Давай по порядку расскажу. Значит, так: проснулась я ночью — пить захотела, — открываю глаза и вижу: он сидит рядом с моим диваном в кресле и смотрит на меня с умилением. Меня от ужаса аж парализовало. Застыла, как статуя, и смотрю на него. А он мне улыбается и говорит ласково: «Вот я и нашел тебя, давай никогда не расставаться». Сказал это и рукой своей до меня дотронулся, а она у него ледяная, недаром мертвяцкая. Тут-то у меня голос и прорезался. Даже не знала, что я так громко кричать умею. Все сбежались: и мама, и папа, и брат. Наверное, соседи тоже проснулись. Как только свет зажгли, он растворился, как будто и не было его. А выглядел, как ты говорила: бледный и в саване.

— Ну, вот, доигрались… — протянула я.