Как Кузька хотел взрослым стать - Галина Александрова

Глазки — как глазки, вовсе не лягушачьи, а домовячьи глазки. И цвет лица вполне приличный, и бородавок лягушачьих не наблюдается. И с чего шишига взяла, что он в лягушку почти превратился? Побежал он обратно, а Юлька пуще прежнего орет:

— Ой, не приближайшя ко мне, Квакузенька, а то вдруг ты заразный? А я не только взросшлрй штать не хочу, но и лягушкой тоже. Мне и в шишигиной шкурке хорошо!

— И никакой я не Квакузенька, — сердится домовенок, — я самый что ни на есть домовой Кузька!

— Ой, радошть пришла в мой дом, — хлопает в ладошки Юлька, — Кузька квакать перештал!

— И вовсе я не квакал, — оправдывается домовенок, — это слово такое в книжке написано: экватор. Я не виноват, что оно на лягушачье кваканье похоже! И не путай меня больше! Сядь на полено и рот ладошками прикрой, пока я дальше читать буду.

Послушалась шишига. Она и сама поняла, что опять все напутала и только время у Кузьки отняла. Села она на полено березовое, юбочку аккуратненько расправила, ротик ладошками прикрыла. Слушать приготовилась, как Кузька дальше читать будет.

— Эхо живет в пещерах, пропастях, лесах и пустых комнатах, — читает он громко. — Все понятно. Пропасть на месте дома мы вырыть не успеем, будем делать пустую комнату. Быстренько-быстренько давайте все из дома выносить, пока бабушка с Анюткой не вернулись.

— Вот здорово! — радуется Лидочка. — Вернется бабушка усталая, а дома — хорошо, прохладно, ветер гуляет и места свободного — хоть в жмурки играй, хоть в догонялки бегай. Я давно хотела из дома все вещи лишние вынести, да только думала, что ты не позволишь, заругаешь.

— И не позволил бы, если бы мне не надо было во взрослого превращаться, — сетует Кузька, — а вот бабушка Настасья нас точно заругает. Она-то не знает, что в доме вольготно всем должно быть, даже эху!

— Не заругает, — подговаривет его Лидочка, — она увидит, что ты взрослым домовым стал, и так обрадуется, что и ругаться позабудет.

— Разговаривают! А шишига бедная за всех должна штаратыпя! — бормочет Юлька, волоча мимо них домотканый коврик.

Хорошо все поработали! Прошло совсем немного времени, а в доме — ни одной лишней вещи. Только печка стоит и мебель тяжелая, которую они вытащить без помощи взрослых не смогли. Зашел Кузька в дом, хорошо в доме! Всем в нем вольготно: и курам, и поросеночку, и ветру.

— Эхо, ты тут? — крикнул Кузька, насколько сил хватило.

— Тут, — быстро отозвалось эхо.

— Тебе здесь вольготно?

— Годно, — согласилось эхо.

— Значит, мне стараться больше не надо? — обрадовался домовенок.

— Надо, надо, — капризничает эхо.

— Ну уж, хватит, — не согласен Кузька. — Мне старый Диадох что сказал? Чтобы всем вольготно было, и все тут. А больше я ничего делать не буду! Устал, притомился.

— Ш печки швалилшя, — отвечает эхо.

Понял Кузька, что это не эхо, а уже шишига над ним подшучивает. Но не обижается. Ведь он теперь взрослый.

— Ну что, нравятся тебе мои усы? — спрашивает он Юльку.

— Ой, какие крашивые, — восхищается Юлька, — только они у тебя пока еще незаметные.

Бросился Кузька самовар искать, чтобы в него посмотреться, а найти никак не может. Самовар-то тоже теперь на улице живет, он тоже лишней вещью оказался. Пришлось на улицу бежать. Посмотрел домовенок на свое отражение — усов нет! Понял, что не удалось ему стать взрослым. А почему? Он же все правильно делал!

А тут во двор влетает Лешик — запыхался, взлохматился весь, еле говорить может.

— Дедушка забыл сказать, — кричит, — что это средство только для леших подходит. Потому что в лесу — свои правила, а в доме — свои!

Хорошо, что в Кузькином доме все дружные. Помогли домовенку в аккурат к возвращению бабушки вещи в дом занести, а ветер, поросенка и кур выгнать. И эхо само ушло. Обиделось, наверное.

Расстроился Кузька, что не получилось у него взрослым с первого раза стать, а все-таки доволен, что не надо больше дом переделывать. Ну и что, что в доме ни урагана, ни эха нет? Зато в нем вольготно и людям, и маленьким домашним духам. А большего и не надо.

Не унывает домовенок: знает, что с первого раза не все получается даже у взрослых. «Первый блин — комом», — любит говорить бабушка Настасья и даже специально первый блин комом делает, чтобы куры могли полакомиться.

— Может, Баба Яга поможет? — заглядывает ему в глаза Юлька. — Она хоть и коварная, но немножечко волшебница. Всякие травы шобирает, зелья варит.

— Вот неразумеха! — всплескивает руками домовенок. — Яга ведь вредина, каких свет не видывал. Нарочно мне зелье какое-нибудь неправильное подсунет. И стану я не взрослым, а совсем грудным, негодным ни на что домовеночком. И жди опять семь веков, пока не вырастешь!

— А вдруг поможет? — не соглашается Юлька. — А ешли она и впрямь тебя во что-нибудь неправильное превратит, то я тебя шпашу! Приду к ней в гошти и буду визжать, пока она из тебя обратно Кузеньку не шделает.

— Поможет ли? — сомневается домовенок.

— А давай попробуем, — предлагает шишига, — давай мне что-нибудь не разрешай, а я визжать начну. Шразу, как миленький, все на швете разрешишь!

Пробовать Кузька не захотел — и так знал. Но раз у тебя такие надежные друзья за спиной — ничего не страшно. И побежал Кузька к Бабе Яге.

* * *

Бежит Кузька по лесной тропинке и только об одном беспокоится: как бы Яга в Доме плохого настроения не оказалась. Когда она в этом доме живет, то к ней не то что с просьбами идти, а вообще лучше на глаза не попадаться. Съест. Или нехорошими словами обругает.

Страшновато немного домовенку, да делать нечего. Не к кому ему со своей бедой обратиться. Можно было бы, конечно, Нафаню спросить или Вуколочку, да они вместе с другими взрослыми домовыми вниз по речке в соседнюю деревню на обмен опытом ушли. А Кузьку не взяли.

Опять взгрустнулось было домовенку: вот ведь несправедливость! И хозяйство он вроде хорошо ведет, и уважением пользуется, а опыт его никому не нужен. Мал еще.

— Ну, ничего. Вот вернутся взрослые домовые, а я сижу на крылечке, бородой землю мету. «Здравствуйте, дедушка, откуда к нам пожаловали?» — спросят домовые. А я ка-ак вскочу с крылечка, как запрыгаю, как закричу: «Это вовсе не дедушка незнакомый, это я, ваш Кузька!» Вот радость!

Совсем не думает домовенок, что, когда он будет взрослым дедушкой, нельзя ему прыгать и кричать, словно маленькому домовенку. Да и думать-то особенно некогда. Потому что густые заросли орешника вдруг ка-ак затрещат, ка-ак заколышатся!