Серебряная река - Бен Ричардс

– Как будто это имеет еще какое-то значение, – ответила она с сухой насмешкой.

– Только с шестого класса, – запротестовал Ник.

– Ну, это сейчас неважно! – раздраженно воскликнула Кейтлин. – Смысл сказанного заключался в том, что первая школа была муниципальной и, когда потребовалось, те, кто имел средства, покинули ее. Вот что главное.

Кейти закатила глаза.

– Я думаю, что эти дебаты о частном образовании отдают семидесятыми годами. Оно все равно останется, нравится нам это или нет.

Кейтлин посмотрела на нее неприязненно. Ник ждал молниеносного выпада кобры, но она лишь повернулась к Нику и, улыбаясь, протянула к нему руки.

– Может быть, хотя бы потанцуем?

– Вы идете? – спросил Ник Карла, но тот покачал головой и повел Кейти в сторону, одной рукой обняв ее, а другой прощально помахав через плечо.

Они вернулись в здание, и снова вокруг были теплый сладковатый воздух, тесные коридоры, ритмичная музыка и лица гостей, спускающихся по лестнице. Тяжелый ритм оглушал Ника. Юноша с большими круглыми глазами, пошатываясь, подошел к Кейтлин и стал что-то бормотать ей на ухо о музыке, слегка нажимая девушке на руку, чтобы подчеркнуть каждую деталь. При каждом таком нажатии она смотрела вниз на свою руку, но парень, похоже, не обращал на это внимания.

– Да пошел ты… – сказала в конце концов Кейтлин, когда ей надоело терпеть такое насилие над своими ухом и рукой. Она отвернулась от него, покачивая головой, а он на прощанье пробормотал еще какое-то страшное ругательство в ее адрес.

– Я действительно не был дели, – сообщил Ник Кейтлин, когда та взяла его за руку. Кейтлин широко улыбнулась ему.

– Конечно нет, дорогой.

– Если хочешь, мы можем пойти домой.

– Нет, – ответила она, – мы остаемся. Давай танцевать.

– Привет!

Это была Марианна.

Ник почувствовал, как его тело напряглось. В голове застучало. Разве он не оставил включенным автоответчик? Вроде бы оставил. Должно быть, Кейтлин выключила его. Он сердито посмотрел на нее, но она читала на диване лежа и не заметила его взгляда. Кейтлин много и увлеченно читала. Ее интересы в чтении были на редкость разносторонними – сказывалось влияние семьи. Кейтлин читала быстро, но при этом внимательно, кроме того, такие книги, которые большинство людей не читает, а только делает вид, что прочли. За несколько последних месяцев она на глазах Ника переварила Маркса, историю французских секретных служб и «Золотую чашу»[6]. В данный момент она поглощала книгу о богатствах семейства Гуггенхаймов.

– Привет. Как твои дела? – спросил Ник Марианну без всякого выражения.

– Как будто это тебе интересно…

– Хорошо, не интересно. Я просто старался быть вежливым. Что тебе нужно?

Кейтлин перевернулась на диване, быстро сообразив по тону Ника, кто это звонит. Она стала гримасничать, изображая пальцем петлю, затянутую вокруг шеи, и высовывая язык, как у висельника.

– Ты один? Или с тобой эта женщина?

– Да, она здесь. Она здесь живет. Послушай, Марианна, что тебе нужно? Давай не будем тратить время на бессмысленный обмен оскорблениями.

– Я хочу узнать, не можем ли мы поменять наши планы на уикенд. Не можешь ли ты взять Розу в субботу, а не в пятницу?

Ник затаил дыхание, представив, какова была бы реакция Марианны, если бы он обратился к ней с такой же просьбой.

– А в чем дело? – Он почувствовал, что сжимает трубку с такой силой, что рука начала болеть. Он ослабил хватку и потянулся за сигаретами, таща за собой телефон, насколько позволяла длина провода, чтобы достать и пепельницу. Телефон свалился со стола. Ник поднял его.

– Ты еще слушаешь?

– Да. Послушай, Ник, я не обязана объяснять тебе причины. Просто ответ дай мне.

– Я делаю тебе одолжение. У меня уже есть планы на субботний вечер, поэтому я думаю, что у меня есть право поинтересоваться причиной.

– Одолжение! Ты шутишь? Один вечер в неделю, который ты проводишь с ребенком, это одолжение для меня?

Кейтлин стояла теперь на диване на коленях, энергично тряся головой и размахивая пальцем. «Нет, – говорила ее гримаса. – Нет, нет, нет, нет».

– Я же не пытаюсь избавиться от своих обязанностей. Однако у нас была договоренность…

– Ладно. Подруга купила мне билет в театр. В качестве сюрприза. Билет дорогой, и я не хочу ее обидеть. Я предлагаю просто поменять день, не бог весть что.

– Хорошо, договорились.

Кейтлин в отчаянии закатила глаза и перевернулась на спину. Она лежала на диване, согнув колени, вытянув руки вдоль тела, и смотрела в потолок.

– Но, Марианна, пожалуйста, так больше не делай. Или хотя бы предупреждай меня заблаговременно. – Он снова попытался дотянуться до пепельницы, и телефон передвинулся на край стола. Ник сдался и стряхнул пепел на старую банковскую выписку. Кейтлин встала и гордо вышла из комнаты. Ник чуть не рассмеялся – ей не хватало только хвоста, которым можно было раздраженно хлестать себя по бокам.

– Я должна напомнить тебе, Ник, что ты удобно устроился. Поэтому не надо читать мне лекции о том, что я должна и чего не должна делать.

– Я не желаю опять спорить по этому поводу. В какое время в субботу?

– Я завезу ее днем, около половины пятого.

– Тебе не кажется, что это должен быть вопрос? Например: «В половине пятого, тебе удобно будет?» Ладно, договорились. Но, Марианна, ты приходишь, прощаешься с Розой и уходишь. И все. Ты не будешь искать ссоры и не станешь отпускать ехидные замечания в присутствии девочки.

– Ты подлец, Ник. И не я одна так считаю. Я разговаривала с Джудит…

– Марианна, мне абсолютно наплевать на то, что думает Джудит. До субботы.

Ник положил трубку, сел на диван и стал тереть глаза, пока не почувствовал боль. Подняв голову, он стал рассматривать свое отражение в зеркале на противоположной стене. Поразительно, подумал он, как обернулись дела. Почему он чувствовал ненависть и презрение к той, с которой был когда– то так близок, с кем вместе смеялся, делился мыслями, занимался любовью? Любовь! Сейчас ее было так же невозможно вообразить себе, как и бесконечность. Его ненависть, как спирт при перегонке, со временем становилась все более крепкой, чистой и сильнодействующей. Однако избавиться от Марианны было нельзя: она подцепила его на крючок, и разорвать связь между ними невозможно. Его дочь Роза, которой он никогда не хотел, – неопровержимое физическое доказательство их прошлого, их любви.