Дредноуты Балтики. 1914-1922 гг. - Игорь Цветков
Шрифт:
Интервал:
Посовещавшись, оба офицера быстро скрылись в соседнем люке. Через 15–20 минут Михайлова вызвали в каюту командира корабля капитала 1 ранга Кедрова. Там уж находились ревизор корабля, старший офицер и лейтенанты Королев и Кнюпфер. На столе перед Кедровым лежала листовка. “Как попала к тебе эта листовка?” — сразу же последовал вопрос командира корабля. Михайлов повторил то же самое, что доложил вахтенному офицеру. Допрос продолжался более 2 часов, но матрос упорно стоял на своем. Утром следующего дня Михайлова в сопровождении двух конвоиров посадили в шлюпку и отправили на блокшив № 3, который служил плавучей тюрьмой.
О появлении листовок на линкоре показали также на следствии матрос Безруков, фельдфебель Понурин, боцман Комиссаров и унтер-офицер Хандриков. Но сами листовки следствию представлены не были, куда они исчезли так и не установили. Так как большевики выступали против неподготовленных стихийных действий, можно предположить, что листовки исходили от анархо-эсеровских элементов, которых в то время было много на линейных кораблях 1-й и 2-й бригад. По-видимому, листовок на корабле было немного и с ними не успели ознакомиться все матросы. Поэтому связывать выступление моряков, происшедшее через несколько дней, с появлением листовок, призывающих к открытому бунту, нет оснований.
После этого случая офицеры корабля, встревоженные появлением прокламаций, стали проявлять еще большую жестокость по отношению к матросам, но добились совершенно противоположных результатов.
19 октября с утра на “Гангуте” началась погрузка угля. В предутреннем тумане к борту линкора пришвартовались баржи, груженные углем. Команда корабля поротно разошлась к отведенным расписанием местам погрузки. На кормовой башне заиграл духовой оркестр, начался аврал по погрузке. Часть матросов спустилась в трюмы баржи и засыпала уголь в большие шестипудовые мешки, окантованные тросом. Мешки с углем подтаскивали к огромным люкам в палубе баржи, в которые с линкора опускали специальный стальной трос с петлями. На трос нанизывали 15–20 таких мешков, а затем эту своеобразную гирлянду медленно выбирали корабельной электролебедкой. Мешки тяжело ложились на палубу, и матросы быстро опорожняли их в угольные ямы. Над кораблем и баржами стояло облако черной пыли. Она попадала в глаза, забивалась в нос и горло. Часть угля грузили вручную. Для этого с палубы корабля на тросах спускали специальные беседки, на них грузили мешки, и затем поднимали наверх.
Сменялись угольные баржи у борта линкора, надрывно гремел оркестр. Уставшим людям казалось, что авралу не будет конца. Уже закончилась погрузка на линкорах “Император Павел I” и “Петропавловск”, стоявших рядом. Наконец заполнились и угольные ямы “Гангута”, раздалась команда: “Закончить погрузку угля, начать большую приборку!”.
Бачковые, помывшись первыми, по сигналу: “Команде ужинать!” выстроились в очередь у камбуза за ужином. По традиции, давно установившейся на флоте, в день погрузки угля на ужин выдавали более вкусно приготовленную пищу. И в этот день уставшие, наглотавшиеся угольной пыли моряки ожидали, что на ужин приготовят макароны с мясом, но на камбузе была сварена надоевшая всем гречневая каша с постным маслом. Матросы, столпившиеся у камбуза, зашумели, раздались выкрики: “Не брать кашу!”.
Дежурный по камбузу унтер-офицер Солодянкин начал уговаривать матросов не шуметь и получать кашу. Тогда к нему подбежал матрос В. Лютов и, бросив под ноги бачок с кашей, с раздражением заявил: “Ты, шкура, не уговаривай нас, а иди и докладывай: кашу есть никто не будет!”. Остальные матросы с пустыми бачками разошлись по кубрикам, чтобы рассказать о случившемся своим товарищам.
Унтер-офицер Солодянкин немедленно доложил о происшествии вахтенному начальнику, а тот — старшему офицеру линкора старшему лейтенанту барону О.Б. Фитингофу, который срочно пришел на камбуз. К этому времени там уже столпилось около двухсот человек. Барон сам попробовал кашу и, обращаясь к окружавшим его матросам, начал их убеждать: “Братцы, каша очень вкусная, берите и ужинайте!” В толпе вновь начался ропот, послышались выкрики: “Жри ее сам, дракон!”. Барона О.Б. Фитингофа назначили на корабль вместо спокойного, уравновешенного капитана 2 ранга Д.Д. Тыртова, которого сразу невзлюбил новый командир корабля Кедров, и тот вынужден был подать рапорт о списании с линкора. С приходом барона служба матросов стала еще труднее. За малейшие нарушения сажали в карцер, ставили с винтовкой на башню на несколько часов, как говорили “стрелять рябчиков”. Начало процветать рукоприкладство. Фитингоф постоянно рыскал по внутренним помещениям линкора, выискивая запрещенную литературу.
На этот раз поняв, что его уговоры не подействуют, старший офицер Фитингоф доложил об отказе от пищи командиру корабля. Капитан 1 ранга Кедров, собиравшийся к съезду на берег, не раздумывая, приказал: “Кашу выбросить за борт, на ужин ничего больше не выдавать!”. Через несколько минут после доклада командирский катер лихо отвалил от правого трапа, и командир отбыл на берег.
Гудящая масса нехотя разбрелась по жилым палубам и кубрикам. Слышались возгласы: “Долой немцев с флота! Давай ужин!”.
Ровно в 20 ч в соответствии с корабельным распорядком началась вечерняя молитва на церковной палубе. К огромному удивлению корабельного священника отца Никодима на молитву собралась чуть ли не вся команда. Отец Никодим со страхом заметил, что собравшиеся необычайно возбуждены. Назревал стихийный взрыв, последствия которого было трудно предугадать. И без того взбудораженных матросов подогревали анархисты и эсеры, предлагавшие немедленно захватить корабль.
Большевики разъясняли матросам всю бессмысленность такого необдуманного выступления и его пагубные последствия.
Когда вся команда ушла на молитву, в левом кормовом каземате противоминной артиллерии собрались члены большевистской организации линкора и актив из числа революционно настроенных матросов. В.Ф. Полухин, руководивший подпольной большевистской организацией “Гангута”, всеми силами стремился сдержать стихийный порыв моряков и предотвратить их выступление. “Без определенного порядка, без конкретного плана действий мы не сможем ничего сделать, — говорил он, — захватим оружие, офицеров задраим в кают-компании, а дальше как?” Но договориться о конкретных действиях так и не удалось. Закончилась молитва, барон Фитингоф, отдав распоряжения, вышел. Раздалась команда, повторенная десятками боцманских дудок: “Разойдись! Койки брать!”. Но матросы шумели и не расходились. Офицеры корабля, совещавшиеся в кают-компании, направились на церковную палубу.
Командирский катер у борта Тангута"
В это время в каземат, где заседали большевики, с криком ворвался гальванер матрос Ерофеев: “С церковной палубы офицеры матросов по кубрикам разгоняют, а вы здесь баланду травите!”. Все присутствующие вскочили и побежали за Ерофеевым на палубу. Но было уже поздно. Предотвратить стихийное выступление команды не удалось. В бурлящей матросской массе слышались возгласы: “Бей скорпионов! Долой немцев! Давай ужин!”. Услышав крики, барон Фитингоф быстро возвратился и пригрозил команде карцером. Команда не выполнила приказание: “Койки брать!”. Матросы с криками хлынули на верхнюю палубу.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!