Из блокнота в винных пятнах (сборник) - Чарльз Буковски

Карсон поднялся и схватил маленького картежника за галстук, потянул вверх. Лицо его посинело от ярости, а маленький картежник начал краснеть, покуда Карсон тянул его за галстук.

– Чё такое, ха! Ха! Чё такое! Что происходит? – вопил Шипки. – Ну-тка, ха? Давай сюда этого придурка!

Карсон весь посинел и говорить почти не мог. С большим усилием он шипел сквозь губы и не отпускал галстук. Маленький картежник забил руками, будто осьминог, вытащенный на воздух.

– Он нас обставил! – шипел Карсон. – Обставил нас! Из рукава одну вытащил, господом-богом клянусь! Обставил нас, говорю тебе!

Шипки зашел маленькому картежнику за спину, схватил его за волосы и подергал ему голову взад-вперед. Карсон держался за галстук.

– Ты нас обставил, а? Обставил? Говори! Говори! – заорал Шипки, дергая его за волосы.

Маленький картежник не отвечал. Просто забил руками и давай потеть.

– Я вас отведу куда-нибудь, где можно взять пива и чего-нибудь поесть, – сказал я человеку с бородкой.

– Валяй! Рассказывай! Колись! Нас не обставишь!

– О, это совершенно ни к чему, – сказал мужчина с бородкой.

– Крыса! Вша! Свинья рыбомордая!

– Я настаиваю, – сказал я.

– У человека со стеклянным глазом красть, значит? Я тебе покажу, рыбомордая свинья!

– С вашей стороны очень любезно, да и я немного проголодался, спасибо, – сказал мужчина с бородкой.

– Говори! Колись, рыбомордая свинья! Если через две минуты не заговоришь, две минуты тебе даю, я тебе сердце вырежу да на дверную ручку пущу!

– Пойдемте же, – сказал я.

– Хорошо, – сказал человек с бородкой.

В это время ночи все едальные заведения были закрыты, а в город ехать далеко. Обратно к себе в комнату я привести его не мог, оставалось рискнуть с Милли. У нее всегда много еды. Во всяком случае, всегда есть сыр.

Я оказался прав. Она сделала нам сэндвичи с сыром к кофе. Кот меня узнал и запрыгнул мне на колени.

Я ссадил кота на пол.

– Смотрите, мистер Бёрнетт, – сказал я. – Поздоровайся! – сказал я коту. – За руку!

Кот сидел столбом.

– Забавно, раньше он всегда это делал, – сказал я. – Здоровайся!

Я вспомнил, как Шипки сказал мистеру Бёрнетту, что я разговариваю с птичками.

– Ну давай же! За руку!

Я стал ощущать себя глупо.

– Да-вай! Поздоровайся за руку!

Я прижался головой к голове кота и вложил в слова все, что мог.

– За руку!

Кот сидел столбом. Я вернулся на стул и снова взял бутерброд с сыром.

– Смешные животные коты, мистер Бёрнетт. Поди их знай. Милли, поставь 6-ю Чайковского мистеру Бёрнетту.

Мы послушали музыку. Милли подошла и села мне на колени. На ней было только неглиже. Сев, она привалилась ко мне. Сэндвич я отложил в сторону.

– Прошу отметить, – сказал я мистеру Бёрнетту, – ту часть, с которой в симфонии начинается марш. Мне кажется, это один из самых красивых фрагментов во всей музыке. А помимо красоты и силы, у него идеальная структура. Видно, как тут работает большой ум.

Кот запрыгнул на колени человека с бородкой. Милли прижалась своей щекой к моей, положила руку мне на грудь.

– Где ты был, малышок? Милли по те скучала, знашь.

Пластинка доиграла, и человек с бородкой снял кота с колен, встал и перевернул ее. Надо было найти в альбоме пластинку № 2. Перевернув ее, до кульминации мы бы добрались довольно рано. Но я ничего не сказал, и мы слушали до конца.

– Как вам? – спросил я.

– Прекрасно! Просто отлично!

Кот у него сидел на полу.

– Поздороваемся! За руку! – сказал он коту.

Кот поздоровался с ним за руку.

– Видите, – сказал он, – я могу здороваться с котом.

– За руку!

Кот перевернулся.

– Нет, за руку! За руку здоровайся!

Кот сидел столбом.

Он нагнулся головой к коту поближе и произнес ему прямо на ухо:

– Здороваемся за руку!

Кот вытянул лапу прямиком ему в козлиную бородку.

– Видите? Я заставил его поздороваться! – Мистер Бёрнетт казался довольным.

Милли крепко прижалась ко мне.

– Поцелуй меня, малышок, – сказала она, – поцелуй меня.

– Нет.

– Батюшки-светы, совсем с дуба рухнул, малышок? Какая муха тя укусила? Ты сегодня что-то сам не свой, сразу видать! Расскажь-ка Милли! Милли за тя в прейсподню пойдет, малышок, даж не сомневайсь. Что такое, а? Ха?

– Теперь заставлю кота перевернуться, – сказал мистер Бёрнетт.

Милли туго обхватила меня руками и вгляделась в мой запрокинутый глаз. По виду ей было грустно, матерински, и она пахла сыром.

– Расскажь Милли, что тя гложет, малышок.

– Перевернись! – сказал мистер Бёрнетт коту.

Кот сидел столбом.

– Послушай, – сказал я Милли, – видишь этого человека?

– Ну, вижу.

– Так вот, это Уит Бёрнетт.

– Эт кто?

– Редактор журнала. Кому я свои рассказы посылал.

– Всмысь, это от него такие манькие записочки приходят?

– Отказы, Милли.

– Так гадкий он. Мне он не нравится.

– Перевернись! – сказал мистер Бёрнетт коту. Кот перевернулся. – Смотрите! – заорал он. – Я заставил кота перевернуться! Вот бы купить этого кота! Он изумителен!

Милли сжала на мне свою хватку и вгляделась мне в глаз. Я был вполне беспомощен. Будто еще живая рыба на льду в лотке у мясника в пятницу утром.

– Слушь, – сказала она, – хошь, я заставлю его напечать твой какой-нибудь рассказ. Да хоть и все!

– Смотрите, как я заставлю кота перевернуться! – сказал мистер Бёрнетт.

– Нет, Милли, нет, ты не понимаешь. Редакторы – это тебе не усталые деловые люди. У редакторов есть принципы!

– Принципы?

– Принципы.

– Перевернись! – сказал мистер Бёрнетт.

Кот сидел столбом.

– Знаю я про все эть ваши принципы! Ты за принципы не перживай! Малышок, я его заставлю напечать все твои рассказы!

– Перевернись! – сказал мистер Бёрнетт коту. Ничего не произошло.

– Нет, Милли, я на такое не согласен.

Она вся вокруг меня оплелась. Трудно дышать, а она довольно тяжелая. Я чувствовал, как у меня немеют ноги. Милли прижалась щекой к моей и терла рукой меня вверх и вниз по груди.