И оживут слова. Часть I - Наталья Способина

Несмотря на головную боль, я села, прислонившись к борту, и, за неимением ничего лучшего, натянула на себя вонючую шкуру. Что происходит?

Я принялась прислушиваться к мужским голосам, силясь понять хоть слово. Говорили тихо. Голоса были низкими и незнакомыми. Внезапно речь стала быстрой, взволнованной, и послышались тяжелые шаги. Кто-то бежал в мою сторону. Я сжалась на жесткой скамье.

Тяжелая ткань отодвинулась, и в пятно света шагнул Улеб, а за ним показался человек, первое впечатление от которого я могла бы озвучить одним словом: витязь. Он был высоким и могучим. Если бы здесь был потолок, так бы и напрашивалось «подпирает потолок». Услышав от Улеба «воевода», я ожидала увидеть человека как минимум средних лет, но мужчина был неожиданно молод. Широкие плечи под свободной рубашкой, кожаный ремень с ножнами, из которых… торчала рукоять ножа. Почему-то мой взгляд зацепился за эту костяную рукоять и никак не мог оторваться. В мозгу набатом стучала мысль: «Это же настоящий нож, и его обладатель, наверняка, умеет им пользоваться». Я сглотнула и, заглянув в лицо мужчине, постаралась разглядеть его черты при довольно скудном освещении. Темноволосый. Кажется, темноглазый — с такого расстояния понять сложно. Пожалуй, я бы даже назвала его красивым, если бы в тот момент мне не было так страшно. Волосы длиной как у Улеба — чуть касаются плеч. На лбу тоже повязка — то ли ранен, то ли чтобы волосы не мешали. Правильные черты лица, волевой подбородок. Несмотря на молодость, в нем угадывалась властность. Впрочем, чего еще ожидать от воеводы…

Мужчина несколько мгновений пристально меня разглядывал, а потом бросился ко мне, вмиг очутившись на коленях рядом со скамьей. Могучие руки оказались неожиданно бережными: подхватили меня под спину, прижали к широкой груди. Его влажные волосы касались моего лба, а он все раскачивал меня и повторял как заведенный:

— Всемилка… Всемилушка…

Имя отозвалось тупой болью в затылке. Я откуда-то его знала, только в тот момент не могла понять, откуда.

На миг мне показалось единственно верным решение оттолкнуть этого человека и сказать, что я — Надежда, Надюшка, как называла мама. И вообще, это все сон. Но сильные руки продолжали гладить меня по волосам, больно цепляясь за них мозолями, и я не смогла выдавить из себя ни звука.

Наконец он отстранился и посмотрел мне в глаза. В его взгляде было столько боли, что я невольно отшатнулась.

— Все позади теперь. Все прошло. Отдыхай.

Я заторможенно кивнула и позволила уложить себя на скамью и закутать в шубу. Мне нечего было сказать. Я вдруг с пугающей очевидностью поняла, что это все настоящее. Не бутафория, созданная по капризу богатых людей, а настоящий корабль. И Улеб, поправивший на мне отсыревший мех и повторивший в сотый раз «все позади, отдыхай», — тоже настоящий. Как и мужчина, во взгляде которого облегчение мешалось с болью. Самым естественным в тот момент мне показалось выплакаться, чтобы вместе со слезами ушли стресс и страх. Но я не могла. У меня просто не осталось сил. Я вдруг почувствовала, что погружаюсь в какую-то вязкую муть. Меня бил озноб, и в этом мутном мареве на грани яви и обморока кто-то настойчиво повторял одно и то же имя. «Всемила…». Хрипло, сорванно, не веряще.

Я хотела попросить его замолчать, но вместо этого потеряла сознание.

Шелест волн, крики чаек, и снасти скрипят…

Этот мир говорит, он дурманит, он дышит.

Тот, оставленный в прошлом, зовет назад,

Только с каждой минутой все тише и тише.

Последовавшие за этим дни я помнила смутно. В редкие минуты просветления я чувствовала мерное покачивание судна и странный непривычный запах корабля. Свистел ветер, скрипели канаты, порой кричали чайки, неподалеку звучали незнакомые голоса. Я не могла с уверенностью сказать, реальность ли это — настолько бредовой казалась вся ситуация. Рядом со мной постоянно кто-то находился. Иногда это был человек, назвавшийся Улебом. Он негромко говорил что-то сорванным простуженным голосом, что-то уютное и успокаивающее, или пел старинные песни, слов которых я не могла разобрать. Чаще же на палубе рядом со скамьей, служившей мне постелью, сидел тот самый мужчина, которого Улеб назвал воеводой. Он то и дело давал мне горькое питье, гладил по волосам и почти ничего не говорил. Но рядом с ним мне почему-то было очень спокойно. Иногда даже казалось, что это вовсе не кошмар, что все так и должно быть. С этой мыслью я вновь впадала в беспамятство.

Приходя в себя, я каждый раз чувствовала, что меня бьет озноб, к которому прилагалась жуткая боль в горле. Во рту ощущался привкус трав, а губы болели. Видимо, когда я была без сознания, травы вливали в меня силой. В одно из пробуждений я услышала слово «лихорадка». Это слово было каким-то старомодным, и я — дитя двадцать первого века — в те минуты еще не осознавала всю опасность ситуации. Здесь не было антибиотиков, здесь не было врачей. Здесь не было ни-че-го.

Окончательно я пришла в себя уже на берегу, в небольшой комнате, пахнувшей деревом и травами. Сквозь приоткрытые ставни пробивался солнечный свет. Мне показалось, что вдалеке слышится плеск волн. Поворачивать голову было больно, но я все же осмотрелась вокруг. Стена, возле которой стояла кровать, оказалась боком глиняной печи. Рядом с кроватью располагался большой деревянный сундук, а вдоль противоположной стены под окном — длинная скамья, на которой была сложена одежда. Дальше я увидела дверь, которая вела, как я предположила, в соседнюю комнату. Под потолком, то там, то тут, висели связки каких-то трав. Я лежала на мягкой постели, укрытая теплым одеялом по самый подбородок. Лоб приятно холодило что-то мокрое, а от компресса на груди пахло медом. Нестерпимо хотелось пить. Тело не слушалось, будто чужое.

Я сглотнула и закашлялась. Кашель был сухим, а мышцы отозвались тупой болью.

Не успела я отдышаться, как дверь бесшумно отворилась, и в комнату вошла странно одетая пожилая женщина. Ее волосы были убраны под платок, завязанный каким-то необычным способом, так что концы переплетались надо лбом. На ней было длинное простое платье светло-серого цвета и темный фартук с влажными пятнами. Наверное, мой кашель отвлек ее от домашних дел.

— Проснулась? — в ее улыбке светилась искренняя радость. — Хвала Матери-Земле! Девочка моя! Мы уж и не чаяли.

Женщина неловко всплеснула руками и от этого жеста стала казаться гораздо моложе. Она несколько секунд просто стояла посреди комнаты, словно не могла решить, что ей делать дальше.

— Я сейчас, — наконец произнесла она и быстро вышла.

Я не мигая смотрела на опустевший дверной проем и старалась успокоиться. Это все не настоящее. Это не может быть правдой. Если повторить эти слова несколько раз, может, комната исчезнет?

Женщина вернулась быстро. В руках у нее была большая глиняная кружка, из которой шел пар и привычно пахло травами. Я чувствовала себя слишком разбитой, чтобы спорить или что-то выяснять прямо сейчас, к тому же после травяных отваров мне становилось немного лучше. Это, пожалуй, было тем немногим, что отчетливо запомнилось мне из периода беспамятства, кроме присутствия воеводы: плеск волн, запах трав, прогоняющий дурман хоть на время, и молчаливое присутствие незнакомого мужчины…