Капкан на демона - Анна Владимирская

Прудников вошел в кабинет с перекошенным лицом. На него сочувственно глянул капитан Ревенко.

— Что, Валя, влетело?

— Не то слово, Гриня, — вздохнул Прудников. — Ну что там эта уборщица, пришла? Дала показания?

— Ага. Но толку от нее никакого. Истеричка.

— Гриня, будь человеком, — строго сказал майор. — Не каждый день видишь трупы, да еще такие.

Гриша Ревенко пожал плечами. Ему было все равно. Тем более дело — стопроцентный висяк, сколько начальство ни бейся, закрыть не удастся. Это вам не бытовая кража, не разбой или бытовое убийство. Всегда есть хоть какие-то свидетели, мотивы. А тут…

Закончилось представление «Цирка Солнца». В зале — ни одного свободного места. Киевляне пришли получить новые впечатления, и их умело «впечатляли». А потом, когда отгремели заключительные аплодисменты и публика вышла из Дворца спорта, в фойе второго этажа обнаружили труп.

Выехавшая на происшествие группа попала в странную ситуацию. Их не пускали дальше фойе. Заместитель директора цирка внушительно объяснил:

— Сценическая площадка «Цирка Солнца» — это арена, вывернутая наизнанку. Зрители находятся ниже основной сцены. Артисты падают или спускаются сверху, появляются из запутанной системы лабиринтов и люков. Исполнив свою роль, незаметно растворяются в искусственном тумане или среди многочисленных декораций. Все это — огромное количество техники, специально устроенные механизмы для трюков! Мы не можем пускать посторонних и открывать свои секреты!

— На вашей территории произошло убийство! — пытался возражать капитан Ревенко. — И мы имеем право…

Из-за спины администратора вышел человек.

— Я адвокат, — сказал он. — И позвольте вам заметить, что мой клиент прав: у вас нет полномочий на доступ в святая святых…

Спор длился долго и ни к чему не привел. Будь это какая-нибудь обычная контора, менты давно сами вошли бы и всех на уши поставили. Но у цирка имелась своя охранная фирма, серьезные молчаливые ребята. Тут так просто не войдешь.

Тело увезли, дело открыли, начали следственные действия. Тут и поступило негласное указание сверху: никакого разглашения, о происшествии молчать, особенно при журналистах. Валентин Прудников сунулся было в цирк, отрабатывать версии. Самая первая была очевидной: клоуна убил кто-то из своих. Мотивов могло быть сколько угодно. Например, он своей карьерой кому-то перешел дорогу, не давал другим клоунам выступать столько, сколько им хотелось, а это ведь заработок. Но майора в «Цирк Солнца» не пустили. Опять явился этот адвокат и, мило улыбаясь, выразил готовность ответить на все вопросы. Убитого они не знают, и пусть следствие отрабатывает другие версии.

— Вы точно не можете его опознать? — хмуро допытывался Прудников.

— Нет.

— Не может быть. А мне кажется, он из ваших.

— Зачем мне вас обманывать, господин майор?…

— Вы можете ошибаться. Поспрашивайте у коллектива, а вдруг убитого кто-нибудь вспомнит. В конце концов, мы же должны от чего-то оттолкнуться!

Адвокат был невозмутим и непреклонен.

— В этом коллективе никто и никому не желает неприятностей. Очень трудная работа, знаете ли.

Прудников скрежетал зубами от ярости, но дело не продвигалось. Начальство, с одной стороны, требовало результатов, а с другой — не желало даже слышать, чтобы майор самовольно и грубо потревожил уважаемых людей. А как прикажете расследовать убийство, если не быть грубым?

* * *

— Что с тобой происходит, Верочка?

— Ничего, все нормально.

— Но я же вижу…

— Просто все надоело.

— Ты снова про Марину и ее сестрицу вспоминаешь? — удивился любимый. — Тебе ли не знать, что мы, люди, — существа неблагодарные, особенно по отношению к пророкам. Нам скажешь правду, а мы еще и недовольны, что она такая… неудобная. Мы желаем, чтобы нас ласкали, чесали за ушком…

В этот момент из-под дивана, царапая когтями по полу, выбрался Пай. Он все слышал и сразу согласился, чтобы его приласкали. Андрей, сидя на диване, задумчиво потрепал собачий загривок, и спаниель мгновенно оказался рядом с ним, положил морду в его ладонь и блаженно в нее засопел.

— И потом, как же ты будешь жить, если не станешь заниматься вот этим всем, что ты делала до сих пор? Помощью, спасением утопающих, утешением и тому подобным.

— Спокойно буду жить, — мрачно ответила Вера.

Андрей растерялся. За все время их совместной жизни такого еще не было. Как бы расшевелить любимую женщину? Может, ее приведет в чувство простой прагматический аргумент? Он сказал:

— Послушай, я все понимаю. Но как же мы, твои близкие? Оля, Кирюша, я, в конце концов? Ты не хочешь быть волшебницей, ладно. А если с нами что-нибудь, тьфу-тьфу, случится, как ты тогда нам поможешь? Кто же нам поможет, если не ты? Ты не имеешь права лишаться своего таланта! Иначе мы погибнем, и…

Он замолчал.

— Договаривай, — тихо произнесла Вера. — Ты хотел сказать, что виновата в этом буду я. Ну так вот, для тебя, для дочки и зятя я уж как-нибудь постараюсь. А все остальные пусть дадут мне отдохнуть от их проблем.

Тогда Андрей начал применять другие приемы, с его точки зрения эффективные. Он выждал пару дней, потом бодро сказал:

— Да не парься ты, это жизнь! Не кисни, ведь весна на дворе. Давай съездим куда-то, что ли, на природу. А?

— Не хочу на природу.

Как всякий мужчина, Андрей был упрям и продолжал свои попытки. Однажды вечером он принес Верин любимый «Пражский» торт, заварил чай. Она вяло поковыряла ложечкой кусочек торта, ей в эту минуту не хотелось сладкого.

— Вот допьем, — бодро сказал Андрей, — и давай в кино сходим. Как раз вышла новая комедия. Тебе пора развлечься, я считаю.

— Нет! — резко ответила Вера и тут же понизила голос. — Не хочется, спасибо.

Двинятин обиженно насупился, подергал себя за ус.

— Ну, зайчонок, сколько можно киснуть? Я тебя утешаю, вот, тортика принес, стараюсь для тебя… А ты меня не понимаешь.

Вера изумилась:

— Я?! Это ты меня не понимаешь! В кино зовешь, когда у меня такое настроение… Комедии мне только не хватало! Что с тобой?

Вере и так было не по себе, а от того, что Андрей неуклюже пытался ее своим бодрячеством утешить, становилось еще тоскливее. Он совершенно не понимал, что у нее на душе, и от этого отдалялся все больше… Она прекрасно видела его растерянность, но помогать не собиралась. Вера и сама не знала, как ей быть. Внезапно она почувствовала острый приступ одиночества — такого одиночества, когда вокруг тебя множество людей и общения с ними вполне, казалось бы, достаточно для радости. Но никто ее не понимал полностью, до самого дна, и у нее создавалось впечатление, что она парит где-то в космосе и за тысячи световых лет нет ни одной родной души. И вовсе не потому, что она высшее существо, боже упаси. Просто никто не в состоянии влезть в ее шкуру и понять, каково это — расплачиваться проблемами со здоровьем за свои умения. За предчувствие опасности, «чтение» людей по голосу и лицу. Но главное — за те неприятности, которые сгущаются и скопом приходят, наваливаются на Веру во время очередного ее «расследования», помощи человеку в его жизненной проблеме.