Что там, за дверью? - Павел Амнуэль

— Надеюсь, — сказал Арч, — ты не станешь строить полную копию? Ну там, бойницы, крепостная стена, ров с водой…

— Нет, конечно, — снисходительно отозвался Мейсон, — спасибо, Арч. Я знал, что ты найдешь для меня все, что нужно.

— Если ты подождешь, — предложил Арч, — то, когда закончатся уроки, мы могли бы вместе пообедать и поговорить о жизни. Давно не общались, верно?

— Извини, — с сожалением сказал Мейсон, — у меня много дел в Манчестере, а к вечеру я должен вернуться домой. Когда я остаюсь ночевать в городе, то не могу заснуть — отвратительный здесь у вас воздух, просто дрянь.

На самом деле он непременно хотел быть на опушке ровно в полночь, когда придет Кэтти. Она непременно придет, Мейсон был в этом уверен так же, как в том, что луна взойдет сегодня почти на час позже. Вот только… Дочерей графа Бакстера звали Катерина и Эвелин. Не Кэйтлин. И ничего в книге не сказано о том, что кого-то из них убили в юном возрасте. Возможно, не о них речь, а о дочерях следующего владельца, как его… Барон Лесли. Тоже, наверно, известный дворянский род.

Подумать только, развалить на камни старинный замок только потому, что земля стала нужна для охоты? На кого? В здешних лесах даже зайцы давно не водятся. Странный народ — предки. Очень странный.

Строительные подрядчики оказались народом не менее странным. Мейсон вот уже лет десять имел дело с фирмой «Барч и сыновья», к ним он и зашел после разговора с Арчем. Барч-старший, как всегда, отсутствовал, а Барч-младший по имени Сэм к предложению Мейсона отнесся так, будто речь шла о самой странной причуде, с какой ему приходилось иметь дело за всю свою жизнь. Не став спорить с постоянным клиентом, он выложил перед Мейсоном с десяток проектов, ни один из которых даже отдаленно не был похож на замок, но все представляли собой типичные сараи с разного рода приспособлениями.

— Нет, — сказал Мейсон, окинув чертежи пренебрежительным взглядом. — Мне нужно совсем не это.

— Но для комбайнов и…

— Комбайны постоят под навесом, — отрезал Мейсон. — А мне нужен…

К соглашению пришли перед самым ленчем, Мейсон отказался отобедать вместе с Барчем-младшим и пообещал вернуться к четырем часам, когда будут готовы необходимые документы. Набросок фасада Мейсон начертил на листе бумаги собственноручно и попросил привлечь к проектированию лучшего архитектора фирмы.

Он предполагал, конечно, что цену Барч завысит, и собирался еще долго спорить, но все оказалось как нельзя лучше — не желая терять клиента, пусть и экстравагантного, Сэм ошарашил вернувшегося в четыре Мейсона, показав ему рисунок не только фасада, но и почти всех внутренних помещений: холла, спальни, кабинета и оружейного зала на втором этаже. Если взять дешевый камень, а там, где можно, вообще обойтись текстолитом…

— Вряд ли, Джош, ты получишь у кого-нибудь другого более низкую цену, — объявил Барч-младший.

— Я подумаю, — сказал Мейсон, пообещав сообщить, когда примет решение, но даже по его манере поведения Сэм мог судить, что клиент все уже решил и в ближайшие дни явится для подписания договора.

— Если мы договоримся, — спросил Мейсон, пожимая Барчу-младшему руку, — сколько тебе понадобится времени, чтобы закончить строительство?

Барч поднял глаза к потолку, пожевал губами и сообщил:

— Месяц займет проектирование, месяца четыре-три… — поправился он, увидев кислое выражение на лице Мейсона, — к ноябрю, если не сложатся форсмажорные обстоятельства…

Бедная Кэтти… Выдержит ли она столько времени? Не скажется ли пребывание на свежем, а очень скоро — холодном и влажном — воздухе на ее наверняка не очень крепком здоровье? Может, она… нет, даже думать об этом Мейсон не хотел. Он покинул офис в угнетенном состоянии духа, но в полной уверенности, что никто, кроме Барчей, не выполнит этот заказ не только в четыре, но даже в шесть или восемь месяцев.

Ночью, дождавшись, когда Оливия заснет, Мейсон тихо оделся и отправился в поле, почти уверенный в том, что Кэтти появится в положенное время… должна появиться… если не появится, то пропади оно все пропадом…

Мейсон так и не признался себе, что с первого, можно сказать, взгляда влюбился в призрак, в тень, в несуществующее, потустороннее, в девушку, которую он не мог не только обнять, но даже руки которой не мог коснуться, чтобы ощутить ее ответное пожатие.

«Это безумие, — думал он, вышагивая по знакомой тропе в полном мраке, — ну и что, пусть безумие, могу я раз в жизни позволить себе такое, что не может позволить никто, даже Ротшильд или Рокфеллер? Разве физическая близость — главное в отношениях между мужчиной и женщиной?»

Разве пастор Шарплесс не повторял всякий раз, когда Мейсона в детстве родители водили в церковь на воскресную проповедь: «Люди, запомните: человек велик духом и великим духом своим спасется от скверны и от соблазнов»?

У знакомого дерева Мейсон остановился и, прислонившись к теплому стволу, принялся ждать, уверенный, что ожидание окажется недолгим…

* * *

— Я не помню, — повторила Кэтти фразу, которую повторяла так часто, что Мейсон, прежде чем задать какой-нибудь вопрос, заранее сам отвечал на него. — Наверно, так и было. Наверно, ты прав, милый.

«Милый». Когда Кэтти впервые обратилась к Мейсону с этим словом, сердце его растаяло окончательно, и он бросился к ногам девушки-призрака, непроизвольно пытаясь обнять тонкие лодыжки, и, конечно, ткнулся носом в сухую пыльную землю.

Он много раз задавал Кэтти вопросы о том, как она жила на этом свете и как ей живется на том, и чем она заполняет свои дни в ожидании прихода ночи, и вообще — каково ей ощущать себя не человеком, а бестелесным созданием, и не исчезают ли при таком существовании все земные желания и, прежде всего, естественное желание любой женщины любить и быть любимой.

Ответа он чаще всего не получал вообще — Кэтти лишь протягивала к нему свои тонкие руки и качала головой, а по лицу ее скатывалась новая слезинка. Каждую ночь она являлась в одно и то же время, по ней можно было сверять часы, но это никогда не приходило Мейсону в голову. Он рассказал Кэтти о том, что выяснил, когда, скорее всего, она жила на этом свете, и непременно еще выяснит, кем были ее родители, и, может, ему даже удастся раскрыть секрет ее преждевременной смерти, потому что сама Кэтти не имела об этом ни малейшего представления: знала лишь, что была, по-видимому, убита, потому что души, покинувшие мир по естественным причинам, и души людей, убитых или погибших в результате трагических обстоятельств, обитали в разных местах и практически никогда не встречались, а если встречались, то не понимали друг друга, как не понимают друг друга порой люди разных общественных классов. «Сытый голодного не разумеет», — сказал по этому поводу Мейсон, и Кэтти согласилась, хотя, похоже, не очень поняла, что именно он имел в виду. Кэтти всегда с ним соглашалась, но не всегда понимала, что не мешало ей все равно говорить «конечно, ты прав, милый» и улыбаться при этом такой очаровательной полупрозрачной улыбкой, что сердце Мейсона, и без того пораженное никогда не испытанным чувством, поднималось к небесам подобно легкому воздушному шарику.