Возле Тьмы. Чужой - Мария Круз

— Тебя мне и надо, — пробормотал я, направляясь в ту сторону.

Когда выдернул лопату из снега — обычную, для копания земли, штыковую, обратил внимание на три установленных вертикально доски. Похоже даже, что стенки от какой-то мебели. Странно: кто так будет доски в снег втыкать?

Подошел ближе, присмотрелся, потом как бешеный начал откидывать снег от досок, быстро выяснив, что они вкопаны в землю. А еще на трех из них были вырезаны, кривовато и грубо, имена:

«Дима»

«Света»

«Настя»

Перед четвертой доской снег просел, словно под ним была яма. Чувствуя, как у меня перехватывает дыхание от жуткого предчувствия, начал выбрасывать снег из ямы.

Когда я ввалился в дом, весь мокрый и перепачканный глиной, со стертыми до мозолей руками, было уже темно. А еще меня трясло так, что зубы стучали. И не от холода, и даже не от страха, а от жути самого момента — я увидел мертвого себя.

Доски с именами стояли у могил, я расчистил это место от снега. Три холмика, заботливо утрамбованных и даже как-то огороженных. Имена детей и… Насти на досках. Четвертая могила была не зарыта. На дне я обнаружил сильно разложившийся и подмерзший труп, в котором все равно узнал себя. Безусловно узнал, сразу. И не только узнал, а даже почувствовал, рванул назад от открытой могилы, потому что мне показалось, что я сейчас свалюсь туда и останусь рядом с ним… или со мной. С тем, кто там, кого я чувствую, вместо кого я здесь.

Теперь все стало понятно, куда они-мы делись, что здесь случилось. Уже позже, включив второй лэптоп, тот, что в спальне, я прочитал нечто вроде дневника, написанного настолько моим слогом, что я не мог отделаться от впечатления, будто я сам и есть его автор.

Пришла Болезнь. Пришла подло и хитро, с инкубационным периодом в несколько месяцев и со страшной вирулентностью. Когда люди начали болеть и умирать по всему миру, реагировать было поздно, незараженных почти не осталось. Это была Суперкорь, перед которой померкла страшная Великая Чума прошлого. Суперкорь была страшна не сама по себе, хотя и она не была подарком. Но она приносила с собой энцефалит. Почти всегда. Жар, галлюцинации, страшная головная боль, с которой не справлялись никакие болеутоляющие, и человек сгорал за две недели. Неделя просто кори, потом две недели тяжких мучений. Иногда быстрее. Иногда агония длилась дольше.

Сначала умерли дети. Никто уже никого не хоронил, трупы просто забирали, если было кому и у кого забирать, и сжигали в мусорных печах. Поэтому Он-Я сам копал им могилы во дворе. Потом долго умирала Она-Настя, потерявшая всякое желание жить после смерти детей. Сначала умер сын, следом за ним дочь, в последней иррациональной надежде приехавшая из Калифорнии, словно рассчитывавшая на то, что родители смогут защитить ее. Затем он похоронил жену. У самого же Его-Меня оказался иммунитет, он не заразился. Несколько дней он ходил по опустевшему дому, перебирал их вещи, смотрел на фотографии. Потом вышел во двор, выкопал могилу рядом с ними, лег в нее, кое-как прибросав себя землей, и пустил себе пулю в висок, решив уйти следом. Потому что без них жизнь для него потеряла смысл. Пистолет так и остался в руке. К тому времени как я Его-Себя нашел, лицо уже обклевали птицы, а вот слой глины никто не разрыл. Я похоронил Его-Себя окончательно, не тронув, правда, доски над могилой, потому что просто не знал, что на ней написать. Странно писать на своем могильном памятнике.

И тогда то, что прокладывает Пути между слоями, ощутило эту смерть и эту пустоту — и затянуло сюда Настю. А я уже прошел по ее следам и тоже заполнил опустевшее место в этом мире. Теперь, после всего случившегося со мной ранее, легко это понять.

Свет в доме был, хоть я и старался экономить энергию. Оба найденных лэптопа сейчас заряжались. Горели дрова в камине, к которому я подтащил поближе диван. Еда в доме отсутствовала совсем, но я нашел пару пачек чаю и сахар, так что обойдусь сегодня, не проблема.

Снегоход не завелся — сел аккумулятор, — но в гараже нашелся зарядник-пускач от сети, так что к завтрашнему дню с этим все должно быть в порядке.

Самым слабым местом в доме была безопасность. В Отстойнике я уже привык к тому, что на всех окнах есть решетки, а здесь не было ничего. Огромные окна, хлипкая дверь, которую я просто запер на ключ. Пойти на второй этаж? Там будет холодно или придется включать электропечку. Но спать рядом со стеклянной стеной первого этажа было еще страшнее, поэтому я дождался, пока прогорят дрова в камине, хоть как-то нагрев большую комнату, а сам ушел наверх, в хозяйскую-свою спальню, перестелив там белье на кровати. После чего включил обогреватель, забаррикадировал дверь комодом, положил рядом моссберг, снаряженный пулевыми патронами, и сунув револьвер под подушку. И попытался уснуть.

Сон пришел только ближе к утру, когда почти что начало светать. Пережитый днем кошмар превратился в табун мыслей, не дававших успокоиться ни на минуту. Я то читал дневник, то пытался копаться в гардеробной, подбирая одежду, то вновь ложился, прилежно закрывая глаза и надеясь на то, что сон придет сам, — и так до утра.

Проснувшись, глянул на часы и понял, что проспать получилось не больше пары часов.

— Ну и хрен с ним, — сказал я вслух, поднимаясь с кровати. — Делом тогда надо заниматься, делом.

Это помогло: дурные мысли немного отступили. Отключил генератор прямо из дома, обнаружив тумблер на распределительном щитке, затем напоил себя чаем с сахаром, нагрев чайник в камине, оделся. Эта версия меня, пусть и старше, но все же осталась мной. В гардеробе нашлась куча одежды — хоть для охоты, хоть для рыбалки, хоть для катания на снегоходе. Даже для горных лыж была прорва всего, но вот как раз лыжи мне и не нужны. К своему удивлению, никакого дискомфорта от того, что шарю в чужих вещах, я не испытал. Просто потому, что не получалось считать эти вещи чужими: они были именно что мои. Разве что брюки приходилось чуть сильнее утягивать ремнем.

Я влез во вчерашний охотничий камуфляж, подпоясался ремнем с кобурой, накинул на плечо патронташ, который тоже нашел в кабинете с оружием, а дробовик закинул за спину. Заодно прихватил из кладовки самые настоящие снегоступы «Таббс», которые нашел рядом с лыжами. Их тут было пар шесть — явно он любил по снегу погулять, и не только он. Я бы тоже любил, живи в таком месте. Где в России так устроишься? Или дом без присмотра не оставишь, или живи в городе.

Снегоход сегодня завелся сразу, «с полтычка», заурчав мотором. Убедившись, что прицеп установлен прочно, я аккуратно съехал с него, проскрежетал лыжами по гладкой плитке пола, после чего рывком въехал на снег, наметенный к гаражу. Нормально. Оставив снегоход работать на холостых оборотах и подцепив к нему сзади грузовые сани, запер ворота гаража изнутри, после чего вышел из дому через дверь, тоже не забыв ее запереть. Людей пусть нет, но кто знает? Я даже найденное оружие спрятал с глаз долой, на случай если кто-то придет в мое отсутствие.