Презумпция любви - Наташа Колесникова

Светлана резко выпрямилась и стремительно вошла в подъезд. Багрянов тяжело вздохнул, захлопнул дверцу и, глядя на носки лакированных туфель, пробурчал:

— Поехали домой, Петя.

— Красивая девушка, — одобрительно сказал водитель, выезжая со двора на Пречистенку. — Прямо королева.

Багрянов подумал, что водителю Светлана понравилась только потому, что послала его, Степана Багрянова! И не такие красивые были в этой машине, да только Петя не хвалил их, потому что завидовал, старый идиот!

— Почему это она королева? — спросил он. — Потому, что продинамила меня, да? Мамаша не так поймет меня! А что тут понимать? Я же просто хотел проводить ее!

— Вела себя достойно и красивая.

— Вела себя! — презрительно хмыкнул Багрянов. — Дочка прокурорши, вот и выпендривается, дура. Да что у нее там есть такое особенное?

— ТАМ у них все одинаковое, — степенно ответил водитель. — Но жить-то не с тем, что у них есть ТАМ, а с человеком. Она хороший человек, порядочный. С такой девушкой и сам будешь выглядеть достойно.

— А сейчас нет, да?

— Сейчас ты просто молод, Степа.

Багрянов подумал-подумал и не стал спорить. Зачем же портить отношения с человеком, которому отец полностью доверяет? И который ни разу не заложил его, а при случае и заднее сиденье может протереть, чтобы убрать с серой кожи следы его пребывания с очередной девицей. Да в общем-то и прав был Петя. Оно, конечно, плохо, что продинамила, а с другой стороны — и хорошо. Даже интересно приручить такую телку.

Светлана поднялась по лестнице на третий этаж, своим ключом отперла дверь, вошла в прихожую. Из кухни вышла навстречу мать:

— Я уж было волноваться начала, дочка.

— Чего ради? Я ушла намного раньше, чем можно было. Ребята до сих пор танцуют.

— Стояла у окна, ждала тебя. На красивой машине приехала. Богатый ухажер появился?

— Да, придурок один привязался. Папа за ним прислал машину с водителем, ну он и решил подвезти меня. Ладно, подвез.

— Интересный парень?

— Я же сказала — придурок! Чего ты вяжешься ко мне?

— Иди на кухню, я там котлеты приготовила, ты, наверное, проголодалась?

— Знаю я твои котлеты! Их и в блокадном Питере не стали бы есть!

— Блокадным был Ленинград, а не Питер, и не нужно ерничать по этому поводу.

— Странный ты человек, — с издевкой сказала Светлана. — Прямо хамелеон какой-то! Я же точно помню, как при Советской власти, еще папа был жив, ты в компании ментов называла Ленинград Питером. А теперь — обратный ход? Потому, что президент родом из Ленинграда?

— Света, я устала на службе, ты пойдешь ужинать или нет?

— Или нет.

Воронина тяжело вздохнула, но сдержала себя.

— Я оставлю котлеты в сковородке. Захочешь — поешь. И кстати, завтра попрошу у руководства охрану для тебя.

— Зачем?

— Понимаешь, мы занимаемся сложными проблемами, у меня много врагов. Не исключено, что ты можешь пострадать, надеюсь, понимаешь, о чем я?

— Уже пострадала из-за твоей работы. Попробуй только приставить ко мне своего шпика!

— Света…

— Отстань! Я на него собаку натравлю, у меня есть знакомый со злым бультерьером. Пусть только покажется! Я ему морду набью, понятно тебе?

Светлана торопливо сбросила туфли, куртку, повесила ее в шкаф и стремительно ушла в свою комнату.

Воронина с огорчением покачала головой и пошла в свою. Какой ребенок был — добрый, ласковый, умный, любимая доченька. А теперь что? Да почему же?! Только потому, что она, мать, уберегла ее от страшной ошибки? Еще не известно, уберегла или нет…

Светлана быстро переоделась в махровый халат, пошла в ванную. Приняла душ, надела ночнушку и вернулась в свою комнату. Там застелила скрипучий диван, легла под толстое ватное одеяло, нашарила пульт, включила телевизор. Переключая с канала на канал, просмотрела десяток программ — ни одна не понравилась. Котлеты она приготовила! Генерал в юбке! Лучше б нормальной матерью была, женщиной. Такой, с кем и посоветоваться насчет косметики можно, и приготовить вместе какое-то обалденное блюдо на ужин, да и вообще… Мало ли что могут сделать вместе дочь и мать, в театр сходить, например, в кино, просто погулять в выходные по центру Москвы, в какой-то экзотический ресторанчик заглянуть. Или о мужчинах поговорить, она ведь уже взрослая, девятнадцать лет, а мать — вдова. Могла бы встретить ее парня, Саню Малышева, стол накрыть, компанию составить, поговорить о том о сем, а потом удалиться к подруге…

Но она же генерал, а не женщина! Уж как любила своего покойного отца, а думала — хоть бы мужика себе нашла, глядишь, и стала бы женщиной. Нет! И Саню она…

Светлана выключила телевизор, погасила торшер, повернулась на бок. Она уже тогда поняла, что Саня — ее любовь, тогда замыслила свое злодеяние. А ведь ничего же не было…

— Светланка, ты зачем притащила меня сюда? А вдруг придет твоя маман, прокурор и все такое?

— Она возвращается поздно, так что не бойся. Хочешь, я тебе кофе сварю?

— Я все хочу… Ты такая красивая, Светланка…

Светланка! Так называл ее отец. Непонятно, почему Саня не зовет ее Светкой или Светой, но так приятно слышать это… Она решительно пошла на кухню, а он побрел осматривать квартиру, но скоро присоединился к ней.

— Слушай, а прокуроры живут почти так же, как и журналисты. В смысле — не очень богато.

— Типа того, — с усмешкой сказала она, ставя на газ турку. — А с чего им жить богато?

— Да как же? Вон, по телику показывают — у генералов дачи под Москвой выше крыши, миллионные, в баксах, само собой. Не на зарплату же их построили.

— Сань, тебя богатая невеста интересует? Если так — ты ошибся.

— Да перестань, Светланка. Знаешь, мне даже нравится, что ты живешь в такой же квартире, как и я. Правда-правда.

— После гибели папы, он был классным оперативником, мать мстит бандитам. Она только об этом и думает.

— Представляю, что будет, если она неожиданно явится.

— Не явится.

Они выпили кофе, неловкое молчание царило за столом, потом Светлана повела его в свою комнату.

— Вот здесь я живу. Как тебе?

— Красиво…

— Да что ж тут красивого?

— То, что ты живешь тут.

Она села на диван, хлопнула ладонью по велюру рядом с собой, Малышев послушно сел на указанное место. Ну совсем он был не похож на отъявленного хулигана, просто ангел, а не Малышев. Видели б его таким учителя!