Менталист. Эмансипация - Андрей Еслер

Стенки дара рассыпались под влиянием моей воли, даже я понимал, что тут мне необходимо постоянно контролировать обстановку, если не хочу попасть в неприятности.

Бабушка Мария Захаровна Алфёрова, была матерью моей мамы, и работала в городской больнице, заведующей хирургическим отделением. В молодости она практиковала, а сейчас занималась с молодой порослью да изредка брала в руки скальпель, в самых сложных случаях.

Мы остановились у небольшого кирпичного домика о двух этажах, когда уже практически проехали весь огород насквозь. Рядом располагался парк, крохотный прудик, который могла пешком перейти утка, и несколько беседок на берегу.

— Ай, ай, ай, — покачала головой стоящая возле небольшой калитки бабуля, увидев меня. Водитель пыхтел позади, таща парочку увесистых чемоданов. — Ну привет внучёк.

— Привет бабуль, а ты чего не в отделении?

— Да вот, решила сама тебя встретить, чтобы сразу расставить все точки. — седовласая старушка с пучком белых волос распрямилась, выказывая чуть захиревшую стать. Была она высокой и стройной, но старость сгибала её, сейчас Мария Захаровна упёрла руки в бока и начала говорить. — Первое, отец заблокировал твой счёт в банке.

— Не очень-то и было нужно. — раздосадованно буркнул я, стараясь скрыть истинные эмоции.

— Второе. Я твои гулянки спонсировать не намерена, буду выделять минимальный прожиточный минимум, больше не жди.

— Ну ба-а-а-а! — вот тут-то моя злость сменилась ужасом.

— Не мычи! — отрезала бабуля. — Хотел свободы, получай! Чем ты так отца то раззадорил?

— Ничем, не хотел оставаться в доме с его новой пассией. — злорадно сказал я, отслеживая реакцию на слова. — Они там женится решили, я в этом предательстве мамы не буду участвовать.

— Стоило оно того? Поперёк отца встал, как последний дурак. Ему жить и жить ещё, он любит тебя, а ты такое устраиваешь! — бабушка была зла, я отступил назад, не такой реакции я ждал. — Ну, что стоишь? Иди в дом.

— Ба, ты чего? — обескураженно выдохнул я.

— А что ты ожидал? Что я тебя поддержу? — чуть остыла бабуля. — Нет твоей матери давно, привыкнуть пора!

— Да что с вами всеми такое-то?! — воскликнул я. Обида за маму душила изнутри, искреннее непонимание разжигало горнило злобы.

Бегом взбежав по лестнице на второй этаж, упал в кровать, перед этим крепко так хлопнув дверью. Слёзы сами лились из глаз, подушка в миг стала мокрой, было жарко, я и не заметил, как уснул.

Мне снилась мама…

Мы сидели в нашей уютной столовой, вместе с отцом, пили чай и смеялись. Я сидел рядом, привалившись к её боку, а она теребила мне волосы, ласково глядя на меня. Происходящее казалось таким реальным, что я спросил.

— Мам, почему ты меня оставила? Мам, ну почему? — она так и смотрела на меня, молча, тепло, словно солнышко. — Не бойся мам, мы скоро встретимся…

— Прости меня милый, прости пожалуйста. — неожиданно мама заговорила, я вздрогнул. Она погладила меня по плечу, шепча. — Прости дуру, не хотела я.

Затем я проснулся, рывком вырываясь из объятий сна.

Рядом сидела бабуля, поглаживая меня по плечу, она шептала.

— Прости…

— И ты меня прости ба, — я накрыл её руку ладонью, не поворачиваясь к ней, лёжа на животе. — Я просто по ней скучаю.

— Я тоже, милый, я тоже… — всё, что я услышал перед тем, как снова погрузится в сон.

Где-то

— Здравствуй Костенька! — в богато обставленный кабинет вошла статная женщина преклонных лет, голову её венчал пучок белоснежных волос, а на носу сидели очки в старой роговой оправе, очень подходящие владелице.

— Здравствуй Мария Захаровна. — глубоким, сильным голосом поприветствовал сидящий за столом широкоплечий мужчина с коротким ёжиком не менее седых волос.

— А ты не молодеешь. — хмыкнула женщина, садясь в кресло напротив.

— Почитай, восьмой десяток идёт. — изогнул бровь мужчина, его по обыкновению холодный тон изменился, будто застуженную зимней ночью печь наконец-то разожгли. — А ты всё такая же. Больше двадцати пяти и не дашь.

— И не надо. — махнула рукой гостья. — Ты мне вот что скажи Костенька, почему сына своего в ссылку отправил?

— Никуда я его не отправлял. Так, решил немного проучить наглеца. Совсем от рук отбился.

— Так в праве он, вот и отрывается напоследок.

— Вот его приключения за последний месяц. — князь протянул папку. — Глянь, что кровиночка наша делала.

Женщина взяла папку, откинулась в уютное кресло и чуть отвернулась от окна, так, чтобы свет с улицы падал на страницы отчётов личной службы безопасности рода Фонвизиных. Глаза её забегали, брови сошлись на переносице.

Время от времени Мария Захаровна громко хмыкала, хихикала, словно девчонка, но к концу документа посерьёзнела.

— Выкупил клуб! Представляешь! — добродушно громыхнул сидящий за столом хозяин. — Его попытались оттуда вышвырнуть, а он его купил. Подарил подруге из Алых Апартаментов свой спорт-кар. Кормит поит этих его щенков из первой сотни, Залуцкий там вообще хорошо пристроился. Расстрелял обойму в наследника Ананьевых, когда тот Светлану, его наречённую вывел в свет. Не знал ревнивец, что брат с сестрой они двоюродные. А эта егоза тоже хороша, стравила баранов, а сама не при делах.

— Но отсылать, перед Испытанием…

— Пусть одумается. — хозяин кабинета достал из ящика в столе сигару, на его ладони загорелся огонёк. Князь поднёс руку и аккуратно его держа в своей огромной лапище, словно хрупкую птичку, прикурил, пуская клубы дыма в потолок, и откидываясь в жалобно скрипнувшее кресло. — Мне надоели вечные отчёты от городовых, сам констебль у меня чуть ли не живёт уже. То ночные гонки, то наркотики, а как-то мы зашли в пиццерию на набережной, так он вовсе отказался есть, говорит еда для бедных. Ты Мария, видела его ещё совсем маленьким, сейчас поймёшь всю разницу.

— Он грустит по ней, совсем изводит себя, боюсь не выдержу его испытания. Что же он такого сделал, что так тебя расстроил?

— Постоянно мне Катерину поминает, говорит предаю её. — князь горько хмыкнул, смотря в сторону. — Не знает, как было-то.

— И не узнает. — плечи Марии Захаровны опустились.

В кабинете повисла тишина. Затем гостья встала, собираясь уходить.

— Прости её Костя, прости и отпусти.

— А я что сделал? Простил. Отпустил.

Женщина вышла, покидая поместье. Князь долго смотрел в окно, пока сигара совсем не истлела. Выдвинув последний ящик своего рабочего стола, он посмотрел на большой портрет, что был на дне. На нём была изображена красивейшая женщина, сидящая за столом. Её улыбка сияла, она держала в руках чашку с чаем, рядом привалился довольный мальчик, вся картина была пропитана семейным теплом.