Лучшие годы Риты - Анна Берсенева

Музыка стихла, все захлопали почему-то, засмеялись, да не почему-то, а от радости, что вот они встретились, и им легко вместе, и хорошо; Рита поняла это так ясно, как если бы все произнесли это хором вслух. Она и сама присоединилась бы к этому хору.

– Пошли теперь, – сказал Митя.

– Куда? – не поняла Рита.

– Дышать, – объяснил он.

На площади стояла такая тишина, что если бы не музыка, доносящаяся из ресторана, можно было бы подумать, что они не в центре Меченосца, а в деревенской глуши. Впрочем, Рите и в этом виделась сейчас какая-то прелесть. Она даже с недоумением вспоминала, что еще с утра все это ее раздражало.

– Ты за плечо держись, – сказал Митя. – Не то упадешь.

– Мы же не танцуем уже! – засмеялась Рита.

– Все равно держись.

Она схватилась за его плечо, и вовремя: качнуло ее так, что ей показалось, ветер налетел.

«Не ветер это, – умиротворенно подумала она. – Это меня изнутри штормит».

Какое при этом умиротворение, казалось бы? А вот поди ж ты.

– Митька, а знакомо ли тебе уныние? – спросила Рита.

– Конечно.

Он опять улыбнулся в темноте; Рита то ли почувствовала, то ли разглядела это в отсвете фонарей, далеко стоящих от ресторанной двери.

– Почему конечно? – пожала плечами она. – Мне, например, до сих пор оно не было знакомо.

– У нас слишком по-разному жизнь сложилась, – заметил он.

– Ты своей недоволен?

– Рит, совсем не хочется пошлить.

Ей показалось, что он поморщился.

– Я тебя обидела? – спросила она.

– Нет. Вернемся танцевать?

– Если честно, не хочу, – сказала Рита.

– А чего хочешь?

– Хороший вопрос! Если бы знать. Счастья, природы, любви.

– Ну, счастья не обещаю, а природы здесь хватает, сама знаешь.

О любви он умолчал, но Рита и не имела его в виду в этом смысле.

– Где это – здесь? – хмыкнула она. – Здесь вон только Ленин торчит с неизменностью судьбы.

– На природу могу отвезти, – предложил он. – На дачу. Там и переночуешь, кстати. А утром насладишься пейзажем в полной мере.

– На чью дачу? – не поняла Рита.

– На твою. А ты что подумала?

– Ничего не подумала. – Рита помотала головой. – А почему ты должен везти меня на мою же дачу?

– Потому что у меня есть от нее ключи. Твоя мама дала.

– Зачем?

– Я у нее ремонт буду делать. Пол перестилать.

– Вон что!

– Ну да.

«А почему бы и нет? – вдруг подумала она. – Пусть отвезет на дачу. Вечер теплый. Можно сидеть на крыльце. Хоть до утра. Продышусь. Протрезвею. И всяко лучше, чем в маминой комнатушке».

– Мить, – сказала Рита, – ты правда готов меня туда отвезти?

– Почему нет? – Он пожал плечами. – Это же рядом. На машине минут пятнадцать.

– На машине не поеду! – предупредила она.

– Почему? – удивился он.

– Ты пьяный.

– А ты нет?

– Я же за руль не собираюсь садиться.

– Я тоже не собираюсь, – будто слабоумной, растолковал Митя. – На такси поедем.

Все-таки он выпил явно меньше, чем она. Или привык рассуждать здраво в этом состоянии. Как бы там ни было, все это оказалось очень кстати. Рита даже протрезвела слегка, не дожидаясь природы.

– Тогда поехали, – сказала она.

Машина с надписью «Такси» стояла по правую руку от Ленина. Рита плюхнулась на заднее сиденье, Митя закрыл за ней дверцу и сел впереди. Из города выехали мгновенно – только что была улица, и тут же стал проселок.

– Я на даче этой не была сто лет, – сказала Рита, глядя в окно на темную стену леса, которая тянулась справа вдоль проселка.

– Там ничего не изменилось, – пожал плечами Митя.

– Ты-то откуда знаешь?

– Вчера туда ездил. Оценивал фронт работ. А мы же у тебя там к экзаменам готовились. Ты, Салынский и я с Иркой. Так что я помню, как было.

– А я ничего не помню, – удивленно проговорила Рита.

Удивило ее то, что она действительно забыла про все это начисто.

– А почему Ирка сегодня не пришла? – спросила Рита.

– Не знаю, – ответил Митя.

Риту это не особенно интересовало вообще-то. К тому же они приехали.

– А сюда такси вызывается? – спросила она, выбираясь из машины.

– Конечно.

– Тогда, может, это отпустим? – предложила Рита. – Посидим немного, потом тебе новое вызовем.

Митя кивнул и расплатился с таксистом. Они пошли по узкой тропинке к дому. Кажется, это была даже не тропинка, а межа между маминым и соседним участком; Рита точно не помнила и просто шла за Митей, ведь он здесь был недавно. Она держалась сзади за его ремень, иначе споткнулась бы и упала в кромешной темноте. Хорошо, хоть участки мизерные, по шесть соток, поэтому от дороги до дома идти недалеко.

Кромешной была не только темнота, но и тишина. Лишь шорох травы нарушал ее, да скрип ступенек, когда поднимались на крыльцо, да оборот старого ключа в замке.

– Н-да… – сказал Митя, войдя в дом и щелкнув выключателем. – Зря я тебя сюда привез.

Свет не загорелся.

– Может, просто пробки перегорели? – предположила Рита.

– Когда я вчера уезжал, целы были. С чего им перегорать?

Он все-таки открыл щиток, подсвечивая себе телефоном, и сказал:

– Пробки целы. Значит, свет по всем дачам отключили. Поедем обратно?

– Давай хоть на крыльце посидим, раз приехали, – сказала Рита.

Ей все еще дорога была пьяная идея посидеть на крыльце. Видимо, все-таки не слишком она протрезвела.

– Давай, – согласился Митя.

Они вышли из темного дома на темное же крыльцо и уселись на ступеньках. Молодой месяц сиял в просветах яблонь. Он был так тонок, что не мешал сиять и звездам – над цветущими садами, над просторным лугом, над дальним лесом и рекою.

Молчали минуту, а может, и больше. Молчание не угнетало, и Рита не заметила, сколько оно длилось.

– Как ты живешь, Митя? – спросила она наконец.

– Ты в философском смысле спрашиваешь?

– Да нет, в самом обыкновенном. Кем работаешь?

– Мужем на час.

Ответил он тоже самым обыкновенным тоном, без усмешки. И чему усмехаться, собственно? Муж на час – понятная работа. И ничего в ней нет двусмысленного, и секс ни при чем.