Украинский фронт - Федор Березин

Однако на «07» реакции не последовало. Вернее, телефон давал те же однообразные гудки. Шмалько повторил попытку еще и еще. Он сердито бросил трубку и только теперь обратил внимание, что хозяин трубки и телефона-ретро стоит рядом по полной форме.

– Умылся? – спросил Шмалько неизвестно зачем.

– Так ведь… – не сумел найти объяснение лейтенант.

– Иди умойся бегом, – посоветовал Шмалько. – И поодеколонься. Женщиной от тебя сильно разит. Нечего солдат приводить в возбудимость фермионами. Да, – сказал он уже через прикрытую дверь ванной. – А свою благоверную ты здесь оставишь. Ключ у неё…

– Все норм…, разбер… – донеслось из-за двери: лейтенант Вожик работал зубной щеткой.

– Хорошо, я жду на улице, – сказал майор Шмалько.

«Может, так вот весь дом перебудить? – прикидывал он, спускаясь вниз. – Или все-таки с объявлением тревоги будет эффектнее?» Вообще, теперь он жалел, что не вызвал машину. Сейчас бы в части уже кое-что шевелилось. Да и время! Если и правда война, то пока он прогуливается, пока звонит… Уж второй атомный век на дворе, скорости ракетные, а он… «Но ведь никакой команды сверху не было, так?», – успокоил он себя. Точнее, попытался.

«Война начинается совершенно нелепо», – подумал он, выходя из подъезда. Он ужаснулся обыденности мысли. Ведь после звонка Пасечника прошло не более двадцати минут. «Нет, меньше – восемнадцать», – зафиксировал он, глянув на циферблат старого японского «Ориента», подаренного когда-то отцом.

* * *

…Вот, то-то и оно! Так ведь еще попробуй

Использовать умело, тут тебе, не строй

Фаланги сомкнутой, плечами повести —

Товарищей зацепишь. Все же биться

И погибать, коль выпало, спокойней

В скопление большом людей, друзей,

И даже родственников тещи. Словом,

В могилу общую сойти отменно кучей,

Но и героизм, прелюбопытно проявить в родне.

Ведь после сэкономишь в разговоре

Себя хваля. Тщеславие твое потешит брат,

Кузен иль кто еще, оставшийся в живых сосед,

В конце концов…

То оказался не ПТУРС, вернее, может и ПТУРС, но ухнула все-таки навесная динамическая защита. На танке было закреплено сто семьдесят девять контейнеров с такой вот начинкой, и в данном случае несколько штук сработало одновременно. Так что в передней, а так же частично в боковой плоскости Т-64БВ оказывался достаточно надежно защищен пассивным способом. Но ведь он же еще и активничал.

Не смотря на начавшийся встречный обстрел, танк с бортовым номером «75» продолжал приоритетно уничтожать покоящуюся на аэродроме летающую технику. Внешний наблюдатель принял бы это только лишь за весьма героическую избирательность, однако по-настоящему, это еще и совпадало с наиболее простым решением программы разгрома. Разыскивать предположительно наличествующие на аэродроме военные машины меньшего размера не было никакой возможности. Это стало бы нужно, в случае ожидания скорого подхода дополнительных сил, дабы снизить их потери при нападении, однако никоим образом не сейчас. При дуэли с какими-нибудь безоткатными пушками ставилась на кон вся дальнейшая активность в целом. К тому же, вероятность попадания по таким целям сравнительно с распластанной в десятки метров хрупкостью самолетов различалась просто-таки в десяток раз. И значит, требовалось громить то, что получается. То есть расходовать боеприпасы самым рациональным образом. Естественно все это имело самое прямое отношение к героизму.

Сейчас Шмалько жалел, что будучи снаружи не позаботился о перезарядке тяжелого пулемета. На теперешний момент он утилизировал только один из трех наличных магазинов – сто патронов. Вылезать из башни сейчас, при обстреле БТР-ами, или еще кем-то, стало бы полным безрассудством. Оставалось успокаивать себя тем, что НСВТ поработал вполне производительно. В смысле, производительность мерялась в случае целей несколько по-другому, не только по выпулянным гильзам, но как помнится, удалось издырявить и даже поджечь примерно пять самолетов когда-тошнего вероятного, а ныне как оказалось, не смотря на два десятилетия эйфории, вполне так активного противника.

Ладно, при полной растрате снарядов Шмалько питал надежды в таком же производительном ракурсе использовать и спаренный с пушкой пулемет Калашникова. Судя по дебиту-кредиту боеприпасов данная ситуация должна была очень скоро наступить.

У механика-водителя работы тоже хватало. Вражеские лайнеры все же кучковались не в одном месте. Некоторые стояли в отдалении, и из-за неуверенной, точнее, теперь уже уверенной мазни Ладыженского приходилось гнать вдоль и поперек рулежных дорожек, дабы сблизить ствол и мишень хотя бы метров на восемьсот. Если же получалось ближе, то еще лучше.

Однажды Шмалько даже саданул из ПКТ по живым людям. Сделал он такое впервые в жизни, как и многое из сегодняшнего, само собой. Некие фигуры, явно военного вида, завидев «семьдесят пятый» чесанули прочь. Уже из-за чуждой формы их стоило попугать, но кроме этого, у них наличиствовало еще и стрелковое оружие. Так что в число целей «Калашникова» они попадали однозначно. Кстати, близкий вид этих, в течение некоторого времени даже живых и весьма подвижных, солдат противника, снял с души майора тяжелейший груз неопределенности, все еще обременяющий его в плане принятия решений. Ведь по сути, до последнего момента, он, можно сказать, играл в рулетку. Что с того, если на фюзеляжах разбросанных по аэродрому лайнеров имелись значки ВВС США? Вообще-то, родимая страна ныне как бы уже почти входила в НАТО, так почему бы на местном аэродроме вдруг не оказаться самолетам «главного жандарма планеты»? Им тут, по идее, всегда хлеб-соль. Таким же образом здесь могли выявиться и какие-нибудь бельгийцы с голландцами. Тоже маленькие гордые члены клуба, если припомнить. Так что, принимая решение на первичную стрельбу, Шмалько рисковал очень и очень сильно в дальнейшем об этом пожалеть. Вдруг истерические звонки Пасечника и странные россказни врезавшегося в них водителя просто идиотский розыгрыш, или послеаварийный стрессовый бред? И тогда пойдешь под воинский трибунал, с предварительным разжалованием, не как патриот, выступивший против преступного предательства системы, а как полный кретин, начавший применять оружие по собственной неумеренной дури. Короче, простора для размышлений хватало. Другой вопрос, что время не позволяло долго зависать в фазе скорбных раздумий. Но наличие вооруженных вражеских пехотинцев, а не только каких-то далеких неопознанных БМП-80, сняло с души каменюку.

Правда, недодавленные, с непривычки к такому ремеслу со стороны водителя Громова, вражеские пехотинцы, стали только прологом к наплыву аналогичных, подтверждающих реальность агрессивного вторжения, явлений. Нежданно-негаданно, обогнувший хвост некоего ржавого «Як-40», танк обнаружил перед собой, обложенную каким-то мусором, вместо хотя бы мешков с песком, позицию противотанковой ракетной установки. Не смотря на краткость времени, и узость горизонта событий открывающегося через командирский перископ, Шмалько успел зафиксировать, что сама ракетная труба направлена куда-то в белый свет: возможно, здесь проходил рубеж обороны южного направления. За промелькнувшие доселе напряженные минуты, майор Шмалько уже успел выработать привычку к руководству боем, а уж пуль из пулеметов он выпустил почти столько, сколько удалось выдавить курком прочь из ствола за все время службы, включая курсантские будни. Данное дело было не мудрено, ибо на всей территории родной страны после отделения от Союза не наличествовало ни единого патронного завода, и потому дефицит сглаживался общим большим запасом только первое время. Потом эйфория кончилась и реальность саданула по темечку пустым мешком. На данную тему, Шмалько тоже мог бы прочитать политически неблагонадежную лекцию, однако сейчас было не до того.