Бич Божий - Сергей Шведов

– А разве Рим интересует наша судьба, сиятельный Сар? Или ты привел с собой римские легионы, способные вытеснить варваров с наших земель?

Сар вынужден был, скрепя сердце, признать правоту бывшего имперского ректора. Император Гонорий пальцем о палец не ударил, чтобы помочь испанским провинциям. Конечно, тому были веские причины, но местным жителям от этого не легче.

– Я тебя ни в чем не виню, высокородный Орозий.

– Спасибо и на этом, сиятельный Сар.

По словам Орозия, варвары не ладили между собой. Аланы и свевы косо посматривали и друг на друга, и на вандалов. Рексы Атакс и Яромир подозревали князя Верена в намерении захватить власть не только в Испании, но и во всей Римской империи. Якобы именно для этого он и затеял африканский поход. Во всяком случае, Атакс и Яромир наотрез отказались следовать за Гусирексом в Ливию при полной поддержке старейшин своих племен. Князь Верен вынужден был обратиться за помощью к рексу Аталаву, что, кажется, не очень понравилось вандалам, привыкшим видеть в готах своих врагов. Впрочем, о вражде вандалов и готов Сар знал лучше Орозия.

– Аталав не гот, а древинг, – пояснил бывшему ректору магистр.

– А какая между ними разница? – удивился Орозий.

Разница была, и очень существенная, но магистр не стал вдаваться в подробности разногласий между венедскими и готскими племенами. Орозий все равно бы его не понял. Когда-то очень давно, более сотни лет тому назад, готы силой принудили древингов к союзу, и хотя время загладило былые обиды, это вовсе не означает, что старую вражду нельзя разжечь вновь.

– Мне очень жаль, сиятельный Сар, – поморщился Орозий, – но я тебе в этом деле не помощник.

– В каком деле? – нахмурился магистр.

Орозий вильнул глазами в сторону, но все же ответил на вопрос, в лоб поставленный гостем:

– Ты приехал, чтобы устранить Аталава и склонить готов к миру.

– Аталав – брат моей жены, – холодно заметил Сар. – Я дружен с ним с детства. Ты заблуждаешься, высокородный Орозий.

– Хорошо, если так, – глухо бросил бывший ректор и отвернулся.

Император Аттал встретил посланца божественного Гонория с отменной вежливостью. Впрочем, иного Сар от этого авантюриста поневоле не ждал. Бывший префект Рима до того запутался в своих взаимоотношениях с вождями варваров, что потерял всякое представление о реальности. Аттал был глубоко обижен на императора Гонория, не оценившего его самоотверженных действий по спасению Вечного Города и империи, и, похоже, эта обида завела его по пути измены гораздо дальше, чем он сам того хотел.

– Ведь это я спас Рим! – почти выкрикнул несчастный Аттал. – И потерял при этом не только имущество, но и жену.

В словах самозваного императора было слишком много правды, а потому Сар не рискнул ему возразить. Будь магистр на месте Гонория, он не только не стал бы обвинять Аттала в измене, но еще и наградил бы его за преданность. Увы, божественный Гонорий, не проявивший, к слову, ни ума, ни доблести во время готского нашествия, решил именно Аттала сделать козлом отпущения, повесив на него вину за собственную бездарность и недальновидность. Сар несчастному префекту сочувствовал, но, к сожалению, не мог дать ему никаких гарантий безопасности. Более того, он был уверен, что обозленный Гонорий не пощадит Аттала ни при каких обстоятельствах.

– Так ты считаешь, сиятельный Аттал, что мне не удастся отговорить Аталава от похода в Африку?

– Аталав будет стоять на своем, – угрюмо буркнул бывший префект. – Хотя далеко не все готские рексы поддерживают его в этом намерении.

– Например? – спросил Сар, усаживаясь в предложенное хозяином кресло.

– Рекс Сигабер прямо заявил, что этот новый поход закончится для готов катастрофой, но, к сожалению, большинство вождей встали на сторону Аталава.

– В том числе и юный рекс Валия?

Возможно, Аттал счел этот вопрос бестактным, во всяком случае, он далеко не сразу на него ответил. И это позволило гостю внимательнее присмотреться к жилищу, где обитал самозваный император. Хижиной он этот дом, сложенный из камня, не назвал бы, но и до статуса палаццо тот явно недотягивал. Видимо, ранее здесь проживал торговец средней руки, ныне вытесненный на улицу. По мнению Сара, хитроумный Орозий, сохранивший и при новой власти положение если не правителя, то распорядителя, мог бы подыскать для опального патрикия более подходящее убежище. Но, видимо, обнищавший за годы изгнания Аттал столь невысоко стоял в глазах как аланских, так и готских вождей, что бывший ректор решил не церемониться с бывшим префектом.

– Я бы на твоем месте обратил внимание на младшего брата Аталава, рекса Тудора, – ушел все-таки от прямого ответа Аттал. – Очень честолюбивый молодой человек.

– А как себя чувствует Галла Плацидия?

– Понятия не имею, – пожал плечами бывший префект. – Впрочем, эта женщина сама не знает, чего она хочет. Но вряд ли походная жизнь ей по вкусу. Дочь Феодосия Великого привыкла к роскоши. Кроме того, ей хочется властвовать, а рекс Аталав не тот человек, который станет прислушиваться к мнению женщины.

Аттал, надо отдать ему должное, даже в нынешнем своем незавидном положении оставался истинным римлянином. Он утратил практически все, но любовь к империи и родному городу сохранил. Сар не сомневался, что этот человек не станет ему мешать, даже если действия посланца Гонория будут угрожать его безопасности и жизни. А потому сведениям, полученным от него, можно верить. Сар плохо помнил Тудора по той простой причине, что тот был совсем мальчишкой, когда сын патрикия Руфина покинул готский стан. Зато он очень хорошо знал рекса Сигабера, человека упрямого, но далеко не глупого.

Дополнительные сведения о готских вождях рекс получил от расторопного Фавста, охотно согласившегося играть роль провожатого при сиятельном магистре. Валия и Тудор не ладили между собой, а причиной их недружелюбия, чтобы не сказать вражды, была непоседливая супруга несчастного Аттала. Благородная Пульхерия поначалу никак не могла определиться, кому из двух юных рексов отдать предпочтение. А когда наконец выбор матроны пал на Валию, рекс Тудор расценил это как предательство с ее стороны.

– Она что же, спала с обоими? – удивился чужой расторопности Аэций, сопровождавший отца.

– Речь идет не о пустой интрижке, трибун, – усмехнулся в ответ на его вопрос Фавст. – Надо было угадать волю богов. А благородная Пульхерия один раз уже ошиблась в выборе, и эта ее ошибка хоть и спасла империю, но погубила благородного гота.

– По-моему, она просто сумасшедшая, эта твоя Пульхерия, – пожал плечами Аэций.

– Так все бабы сумасшедшие, – не стал спорить с молодым трибуном опытный Фавст. – К сожалению, а может, и к счастью, именно они рожают как простых людей, так и божественных императоров. Смею тебя уверить, светлейший Аэций, среди готских вождей и жрецов есть немало влиятельных людей, которым затея Пульхерии не кажется безумной.