Вам меня не испугать - Дженнифер МакМэхон

Лорен устроила детскую комнату в задней части «Желания Моники» и как могла постаралась подготовить Веру к предстоящему материнству. Она жарила ей печенку, заставляла пить витамины и выбросила бесчисленное количество сигаретных пачек. В то же время Лорен постоянно ухаживала за Андре, который уже не мог без посторонней помощи подниматься и спускаться по лестнице и проводил большую часть времени в хозяйской спальне, расположенной напротив комнаты Веры, где он часами смотрел мыльные оперы по маленькому черно-белому телевизору. Днем Вера часто сидела у него, прикуривала ему сигареты и бегала запирать дверь, когда слышала в коридоре шаги Лорен. Она кричала сестре: «Лазарет закрыт до официального времени посещения! Возвращайтесь в пять вечера и не забудьте поднос с обедом!» Лорен кипела от возмущения, когда чуяла запах сигаретного дыма, а ее сестра и отец хихикали, как дети, спрятавшись за резной деревянной дверью.

Обо всем этом Реджи узнала от своей матери гораздо позже.

Она также узнала о том, как Лорен, противостоявшая упорному мнению Андре о том, что «бедное незаконнорожденное дитя» не получит никаких шансов в жизни, сказала Вере, что ее ребенку выпадет большая удача, потому что его будут воспитывать мать и тетя, как это принято у диких слонов. Тогда довольная Вера стала называть отца Реджи Слоном. С годами это прозвище превратилось в Бивень, и это было все, что Реджи знала о своем отце.

В раннем детстве Реджи представляла своего отца с телом мужчины и слоновьей головой. Когда ей исполнилось восемь лет, она увидела картинку индуистского бога Ганеши, вырвала ее из книги и хранила в обувной коробке под своей кроватью вместе с другими ценностями: черепом птицы, индийским пенни, двумя десятками карточек со сценами из «Звездных войн», коробками спичек из разных баров, где часто бывала ее мать, и журнальной вырезкой с рекламным объявлением, где Вера Дюфрен в правой руке с безупречным маникюром держала баночку кольдкрема «Афродита». Вера носила белое платье с открытыми плечами, выставлявшее напоказ сияющую, идеально гладкую кожу. Она лукаво улыбалась, словно делилась со зрителями важным секретом.

Иногда Реджи вынимала обе картинки и клала их рядом: Ганеша и богиня кольдкрема. Неправдоподобная пара.

* * *

Реджи смотрела, как ее мать посыпает солью стойку бара, словно совершает некое священнодействие. Бармен принес ей из кухни яйцо, и она осторожно поставила его на один конец своими длинными, изящными пальцами. Яйцо не падало.

– Voila! – объявила Вера.

Боксер разразился аплодисментами, неуклюже хлопая толстыми ладонями, отчего у Реджи зазвенело в ушах. Голенастая девочка с улыбкой крутанулась на табурете, понимая, что ее мать совершила чудо. Она даже понимала, что богиня кольдкрема «Афродита» прикоснулась к чему-то большему, чем она сама; к чему-то, что дало ей силу поставить яйцо на кончик, словно крошечную планету причудливой формы, и аккуратно направить ее на орбиту, в то время как Боксер, Реджи и все остальное в неряшливом баре, вплоть до тяжелых стеклянных пепельниц, неспешно и неотвратимо вращались вокруг нее.

– Вам кто-нибудь говорил, что вы точная копия Марлона Брандо? – обратилась Вера к Боксеру.

– Нет, – со смехом ответил он, показав потемневшие зубы.

– Вы с ним на одно лицо, особенно когда он играл Терри Мэллоя в фильме «На набережной». Смотрели этот фильм?

– Нет, золотко, не смотрел.

– Брандо – настоящий бог, – заявила Вера. Она закурила сигарету и стала смотреть, как дым поднимается вверх.

Двое потрепанных мужчин играли в пул[3] на столе с расшатанной ножкой, под которую положили телефонный справочник. Шары с треском сталкивались друг с другом, полосатые сражались с одноцветными за место в лузах. Вместо того чтобы объявлять каждый удар, мужчины молчали, мелили кии и тщательно целились.

Вера выпила очередную порцию и проверила свой макияж в зеркале пудреницы. Боксер купил Реджи чизбургер и пообещал дать ей доллар, если она съест все до конца. Реджи проиграла пари, а в итоге у нее ужасно разболелся живот. Потом все трое оказались в автомобиле Боксера – большом старом «круизере» с потрескавшимися кожаными сиденьями, от которых пахло ментолом и маслом для волос.

Апартаменты Боксера находились в кирпичном здании неподалеку; нужно было подняться на четыре пролета по узкой деревянной лестнице. В задней комнате он держал пса, который лаял так громко и часто, что тряслись стены. Боксер смешал напитки в пластиковом блендере, который быстро перегрелся, отчего в маленькой кухне завоняло жженой резиной. Эти коктейли, зеленые от мятного ликера, назывались «кузнечиками», и он дал Реджи небольшую порцию в баночке из-под джема, рассудив, что пятилетний ребенок уже достаточно взрослый для этого.

– Это похоже на «шэмрок», молочный коктейль с кислицей, который готовят на день святого Патрика, – объяснил Боксер.

Он добавил что-то еще, когда передавал баночку Реджи, но она не расслышала из-за громкого лая. Боксер в очередной раз гротескно подмигнул ей. Реджи улыбнулась, хотя заметила, что ее баночка была грязной и покрытой чем-то вроде маслянистой пленки. Девочка решила, что там, наверное, полно микробов, о которых всегда предупреждала тетя Лорен. Отпив глоток, Реджи с радостью обнаружила, что это похоже на ее представление о коктейле «шэмрок»: холодная зеленая жидкость, приятная на вкус. Впрочем, она никогда не пробовала готовых детских коктейлей, – тетя Лорен не доверяла фастфуду. Боксер легко и почти нежно взъерошил Реджи волосы, потому что теперь они вроде как стали собутыльниками. Потом он показал ей, что дверь из кухни выходит на небольшое бетонное крыльцо с двумя провисшими садовыми стульями, транзисторным радиоприемником и большим, давно засохшим деревом в горшке. Горшок служил пепельницей и мусорным бачком для крышечек от бутылок и сигаретной фольги. Крыльцо было обнесено невысокой стенкой из шлакобетона, из-за которой Реджи могла выглянуть, если бы поднялась на цыпочки.

– Ты пока поиграй тут, хорошо? – сказала мать.

Иногда она произносила фразы, которые звучали как вопросы, но Реджи научилась понимать, что они не требуют иного ответа, кроме кивка.

– Тебе нравится музыка? – спросил Боксер. Он уже возился с потрескивающим радиоприемником, настраивая его на первую попавшуюся станцию. Это была оживленная музыка с обилием духовых инструментов и пением на испанском языке. Реджи не возражала.

Они ушли, оставив дверь кухни слегка приоткрытой. Реджи отпила жгучего мятного напитка и подержала во рту колотый лед, пока не заныли молочные зубы. Диктор заговорил по-испански, и Реджи представила его слова как яркие разноцветные шарики, быстро мелькавшие в воздухе. Она вспоминала треск бильярдных шаров, яйцо на стойке бара, горбатый нос Боксера. И вскоре допила свою порцию напитка, названного в честь насекомого, которое, как она знала, было вовсе не зеленым, а коричневым.

У нее кружилась голова, как будто она слишком долго вращалась на круглом табурете, и Реджи подумала, что лучше бы сесть, когда ее взгляд упал на блестящую искорку в углу крыльца.