Отборный жених кн. 2 - Илона Волынская

Вилье. — Они лучше, чем на дворцовой кухне?

— Вы только попробуйте! — злобно процедила я. — Только попробуйте хоть одно… попробовать! И я не знаю, что с вами сделаю!

Глава 3 Королевские узницы

Мы с Камиллой сидели на кроватях. Собственно, это были даже не кровати, а простые деревянные нары, но поверх оструганных досок лежали толстые мягкие матрасы, накрытые белоснежными простынями. Подушки были пухлыми, а теплые, как раз для осени, перины, толстыми и одновременно легкими. По любым меркам эти нары были намного удобнее куцых диванчиков в спальне для отборных… если бы вместо одной из стен не красовалась частая решетка, а в коридоре не прогуливался стражник. Правда, появлялся он редко, поскольку лично его величеством было велено не надоедать благородным сьёреттам… но и отпирать нашу камеру без приказа тоже не собирался.

Между нашими койками стоял грубо сбитый деревянный столик, а на нем — открытая коробка с разноцветными, как сладкая радуга, крохотными пирожными.

Нападение гвардейца не прошло для пирожных даром — пышный цветной крем размазало по оберточной бумаге, корзиночки нежного песочного теста сплющило и перекосило, а фруктовую начинку раздавило. Ровно посередине коробки, среди выстроенных, как по линеечке, рядов пирожных нахально красовалось пустое место.

— Спорим, проклятый Вилье забрал единственное целое пирожное! — стискивая кулаки, гневно выдохнула я.

— Теперь вы, сьёретта Оливия, должны «не знаю, что с ним сделать»? — ехидно поинтересовалась Камилла и вопреки всем правилам хорошего тона, подобрала каплю крема с оберточной бумаги, и с явным удовольствием облизала палец.

— Я не знаю, что с ним сделать. — буркнула я. — Как только узнаю — сделаю! — и мрачно захрустела шоколадной «монеткой».

Быстрый перестук каблуков заставил нас с Камиллой удивленно переглянуться. Были бы шаги мужскими, можно было ожидать Вилье с допросом или короля с утешениями… а потом все равно Вилье с допросом. Но шла женщина, шла к нам — просто потому, что в комфортабельной дворцовой тюрьме, предназначенной для вразумления надебоширивших придворных, никого, кроме нас, не было. Дай волю Вилье, и нас бы не было, он явно намеревался отправить нас в камеры Тайной Службы. Но король стоял как скала!

Издалека донеслись голоса — действительно, женский, звучащий с отчетливо властными нотками, и заискивающий голос нашего сторожа.

— Стеффа или Рисса? — неуверенно предположила Камилла.

Я покачала головой — перед горными баронессами тюремщик бы так заискивать не стал.

— Амелька? — прикинула я, хотя сама в этом сомневалась. Амелька могла требовать, а здесь — приказываю. Все же разница есть.

Похоже, воспротивиться воле нашей посетительницы сторож не сумел — отчетливо зазвучали две пары шагов: исполненное сомнений мужское шарканье и безапелляционный перестук женских каблучков. Мы с Камиллой с одинаковым любопытством уставились в коридор.

— Анаис? Герцогесса? — тоже с одинаковым изумлением выдохнули мы обе.

Дочь регента окинула нас совершенно нечитаемым взглядом, задержалась на коробке с многострадальными пирожными, и надменно бросила сторожу:

— Откройте мне решетку, и сходите за чаем.

— Но сьёретта герцогесса! — скандализировано вскричал сторож. — Я не могу!

— Чего вы не можете? — холодно поинтересовалась Анаис.

— Ничего не могу! Ни решетку открыть, ни с поста уйти! Меня выгонят с должности!

— Было бы за что держаться. — герцогесса окинула ряд пустых камер пренебрежительным взглядом. — Странные все же существа — простолюдины… Впрочем, будем снисходительны к их примитивному уму. Эй, ты! — герцогесса повысила голос, будто говорила с глухим. — Так и быть, можешь и меня запереть в камере, пока будешь за чаем бегать.

— Но…

— Бегом! — рявкнула она и взгляд ее стал откровенно недобрым.

Кажется, у герцогессы была определенная репутация среди дворцовых служащих, потому что под этим взглядом сторож вздрогнул, вытащил ключи, и нервно грюкая связкой об решетку, принялся открывать.

Герцогесса скользнула в приоткрытую дверцу и властным жестом дала понять сторожу, чтоб убирался.

— Позволите присесть? — она остановилась между койками. На миг показалось, что за надменным тоном она прячет неуверенность.

Показалось. Потому что стоило ей усесться, как она нахальнейшим образом потянулась к коробке с пирожными, вытащила наименее помятое… и деликатно откусила, задумчиво глядя в потолок и явно оценивая вкус.

Камеру огласил тройной стон: наш с Камиллой злобно-сожалеющий (злобный — мой!), и полный наслаждения — Анаис.

— За этими пирожными вы из дворца сбежали? — облизывая губы острым язычком, спросила она. — Понимаю… Во дворце таких нет… А где есть?

Мы с Камиллой переглянулись.

— Кофейня… Вроде бы, недалеко от дворца…

Хмурить лоб нельзя, морщины будут, но сейчас я прямо чувствовала, как кожа собирается в складки в попытках вспомнить. С ужасом поняла, что я отчетливо помню каждый миг в кофейне. Каждую складку скатерти. Блики от цветных стекол на белом полотне. Узор на пушистой пене сливок. Но я совершенно не помню туда дорогу! Кофейню — помню. Улицы — помню. Шпиль дворца над крышами — помню. А все это вместе — никак не складывается!

— Мы… не настолько хорошо знаем столицу… — пробормотала Камилла.

Анаис едва заметно скривилась:

— Конечно, я не могу требовать от провинциалок, чтоб они и впрямь знали столицу.

В голосе ее звучали сомнения: может, все же потребовать? И пусть провинциалки выкручиваются как знают.

— Извинения приняты! — наконец решительно постановила она.

У меня язык чесался сказать, что мы не извинялись… Но я аккуратно и незаметно почесала его об зубы и промолчала.

— У его величества спрошу. — небрежно обронила Анаис. — Вы же с ним за пирожными ходили? — и с преувеличенным вниманием уставилась на пирожное.

— Это вышло случайно. — очень-очень мягко, очень-очень сдержанно сказала Камилла. И явно решившись на откровенность, выпалила. — Ни одна из нас… не осмелится претендовать на… внимание вашего царственного жениха, герцогесса.

— А хоть бы и претендовали. — с неожиданным равнодушием отозвалась Анаис и снова потянулась к пирожным.

Словно невзначай я забрала коробку у нее из-под рук и поставила себе на колени, всем видом изображая муки выбора — давленная в кашу малиновая начинка или размазанная по крышке сливовая?

Делить короля мне не интересно, а делить пирожные я не хочу — предпочла бы забрать все. Ну, хотя бы проследить, чтоб эта ушлая девица не забрала все.

— Он все равно женится на мне. — ревниво поглядывая на коробку с пирожными, ответила Анаис. — А я выйду за него замуж. Потому что так решил мой отец, а мы оба лишь покорно выполним его волю. — она попыталась дотянуться до пирожных.

— А потом, когда у вас родится наследник, он только короля… уберет? Или вас тоже? — сдвигая колени так, чтобы ее пальцы чуть-чуть не доставали до коробки, небрежно поинтересовалась я.

— Меня-то зачем убива… убирать? — возмутилась герцогесса.