Леди в черном - Елена Ивановна Логунова

дров, туристический коврик-пенка в рулоне, махровые полотенца в стопке, еще какой-то пухлый пакет… Таскать нам – не перетаскать.

Может, надо было пожертвовать своей чистой ванной?

– Не стой, упустим самое тепло! – Ирка сунула мне в руки баклажку, под тяжестью которой меня сразу же перекосило. – Складируем все у нашего старого очага, там идеальное место для бивака. Сверху нас видно не будет, а по реке никто теперь не плавает.

– Зато с другого берега Кубани мы будем как на ладони, – напомнила я, но дальше спорить не стала, спеша избавиться от оттягивающей руку баклажки.

– На другом берегу многоэтажный долгострой, там пока что как на Марсе – никакой жизни нет. – Подруга догнала меня на крутом спуске, промчалась мимо с ветерком и дровами, чуть не царапнув по ноге суковатым поленом. – Но если и увидит нас кто-то здесь, что такого? В грязи мы будем совершенно неузнаваемы.

– Загадочные люди в черном, – кивнула я, с кряхтеньем опуская на белый песочек свою увесистую ношу.

– Леди в черном! – хихикнула Ирка. И не позволила мне постоять, отдыхая. – Эй, эй, без перекуров, пожалуйста! Давай-ка живо все сюда перенесем, чтобы я закрыла багажник.

Под чутким руководством подруги, привыкшей командовать тремя богатырями – сыновьями и мужем, с подготовительным этапом мы управились быстро.

Уже через четверть часа бутыли с водой, дрова и прочее необходимое снаряжение были перенесены на бережок. Я с чувством честно исполненного долга уселась на развернутой пенке, а Ирка склонилась над очагом, разжигая огонь.

Поскольку именно я, пройдясь под ивушками в низком приседе, собрала мелкие сухие палочки для розжига, никакой вины за то, что отдыхаю, пока подруга трудится, не ощущала.

Попыхтев и запалив костер, Ирка сунула прямо в огонь котелок с водой, в которую опустила стеклянную банку с грязью. На водяной бане та быстро нагрелась до нужной температуры, и вскоре можно было приступать непосредственно к процедуре.

– Смущенье прочь, снимаем все, потому как под грязью все равно ничего не видно будет, а белье, если оно испачкается, потом не отстираешь, – непререкаемым тоном распорядилась подруга. – И не тяни, мажься быстро, пока грязь не остыла!

– А с волосами как? – я в сильном сомнении посмотрела на протянутую мне склянку с грязюкой.

– В идеале, конечно, надо бы и голову намазать, тамбуканская грязь очень полезна для укрепления и роста волос, но их мы тут потом не промоем, – с сожалением признала Ирка и полезла в свою сумку-самобранку. – Держи.

– Это пакет для мусора? – я двумя пальчиками взяла лоскут черного полиэтилена.

– Сейчас это купальная шапочка.

– Грязевальная, – съязвила я, но покорно упаковала свой скальп в мусорный пакет, предварительно скрутив русый хвост в тугую «гульку».

Ирка не без труда – ее рыжая шевелюра гораздо пышнее моей – сделала то же самое, и мы в четыре руки, помогая друг другу, проворно намазались прославленной тамбуканской грязью.

– Ну красота же! – весело восхитилась Ирка, оглядев меня на предмет обнаружения возможных пробелов и дефектов покраски. Я ответно оценила ее новый экстерьер.

Из стокилограммовой подруги получилась совершенно роскошная Большая Черная Мамушка. Я на ее фоне терялась, годясь разве что на эпизодическую роль негритенка с опахалом, зато песенка про Чунга-Чангу в моем исполнении прозвучала особенно органично.

Потом мы немного поскакали по песочку, по мере сил и таланта изображая африканские пляски, а затем Ирка вдруг шикнула, приложив черный палец к красным губам:

– Тихо!

– «Тихо, тихо, слышите, вы слышите, рыдают? Я клянусь вам светом солнца и луны, это плачут тигры, львы и попугаи, крокодилы, баобабы и слоны», – подхватила я, решив, что подруга решила продолжить вокальный номер нашего знойного дуэта песенкой негритенка из старого советского кинофильма «Проданный смех». – «Змеи грустные из нор не вылезают, обезьяны на бананы не глядят, зебры плачут черно-белыми слезами и кокосовых орехов не едят…»[2]

– Змей нам тут и не надо, спасибочки, а на обезьянку я бы поглядела, но вряд ли это она. – Ирка внимательно уставилась на камыши.

Я проследила за ее взглядом и увидела расходящуюся по сухостою волну. Похоже, по зарослям кто-то бежал, довольно быстро приближаясь к нашему биваку. Макушки двухметровых стеблей тряслись и кланялись, но возмутителя камышового спокойствия еще не было видно.

Я отогнала видение соплеменного обезьянам и зебрам удава, мчащегося на всех парах, – не надо нам такого африканского колорита! – и огляделась в поисках чего-нибудь подходящего для того, чтобы прикрыть наготу. Одежду свою мы аккуратно сложили подальше от костра, чтобы вещи не пропахли дымом.

– Не тронь, испачкаешь! – угадав мое намерение метнуться за подштанниками, одернула меня подруга.

– А как тогда?

Мы сцепились взглядами, и в этот момент раздался громкий бульк – похоже, в воду что-то плюхнулось, и камышовое волнение прекратилось.

– «Десять негритят пошли купаться в море, десять негритят резвились на просторе», – озадаченно пробормотала Ирка, детской считалкой продолжая спонтанно возникшую тему «Африка в песнях народов мира».

Я повернулась к реке, просканировала взглядом ее гладкую серебристую поверхность и закончила куплет:

– «Один из них утоп, ему купили гроб, и вот результат – девять негритят!»

– Двое, – машинально поправила подруга, явно имея в виду нас.

– Трое! – возразила я, поскольку камыши над нами опять затряслись.

Через несколько мгновений из зарослей на песчаный берег вперевалку, как утка, выскочила особа в ситцевом платье-халате – синем, в белых с желтыми серединками ромашках.

Яркая расцветка наряда бросилась мне в глаза, а облаченную в него гражданку я рассмотреть не успела, но это точно была не африканская, а наша, русская. Она моментально ушуршала обратно, успев только взвизгнуть: «Батюшки, черти!».

– Это кто черти? Это мы черти? – по кильватерному следу в камышах отследив ретираду впечатлительной незнакомки, вслух удивилась Ирка.

Кажется, она слегка нахмурилась, а впрочем, в этом я не уверена. Толстый слой антрацитово-черной тамбуканской грязи маскирует мимику получше карнавальной маски.

– Какие же мы черти? У нас рогов нет! – подруга продолжала запоздало оппонировать беглянке.

– У тебя есть, – возразила я. – Уголки мусорного пакета очень похоже оттопырились.

– Затопырь их обратно. – Ирка наклонила голову, чтобы я поправила ее грязевальную шапочку, но вовремя спохватилась: – Хотя, нет, не трогай, испачкаешь… Как думаешь, пятнадцать минут прошли уже?

– Все двадцать прошли.

– Тогда давай заканчивать процедуру. – Подруга осторожно, чтобы не наколоть босые ноги, пошла к реке. – Что-то у меня настроение пропало. Обескуражила меня эта бабка своим «Черти, черти!».

– Это была бабка? – Я тоже зашла по колено в реку и стала смывать с себя целебную грязь. – Ой, вода холодная-а-а!

– Сейчас у костра согреемся… Да, это была бабка, толстая и седая. Как бы ее кондратий не