Ветры земные. Книга 2. Сын тумана - Оксана Демченко

Зоэ хихикнула и еще быстрее пробежала последний пролет. Улыбнулась Эспаде, кивнула из вежливости и его нынешней спутнице, явно прилипшей к плечу дона где-то близ речного порта. Девица в ответ изобразила многообещающую ухмылку и адресовала её несчастному секретарю, без спешки прикрывая шалью полную грудь.

– Куда танцуешь? – Эспада подмигнул Зоэ, хищно поглаживая рапиру и взглядом стращая секретаря, даже в крайнем утомлении помнящего: этот человек служит только королю и скандально напоминает указанную истину всем, подвернувшимся под горячую руку. – Н-ну?

– В часовню, грехи замаливать, – глядя в пол, сообщила Зоэ тем смиренным тоном, что недавно впечатлил королеву.

Эспада заржал, не отпуская с колена порывающуюся встать девку и не позволяя ей одергивать юбку: ну, видно колено, что с того?

– Да ты еретичка, – предположил дон Эппе, снова заглянул под шаль девки и счёл зрелище приятным. – Могу доказать. Я сам-то свят, воистину. Утром добыл себе бумагу на искупление грехов, и лишь затем купил грех, – Эспада раздвинул края шали и пальцем провел по своей покупке от шеи до нижних ребер, видимых в расшнурованной кофте. – На закате отправлюсь к духовнику, и мы обсудим мой день, пусть пускает слюни от зависти. Это называется покаяние. Искреннее! А ты? Какое у тебя есть право каяться, да еще по жаре, до заката? Ты грешила?

– Рэй, ты хуже Кортэ, – укорила Зоэ, пытаясь пройти мимо разгулявшегося пса короля. Тот нагло причмокнул губами… и положил ногу на перила узкой лестницы, целиком перегородив последнюю ступеньку. – Рэй…

Башмак у Эспады был стертый, с грязной подошвой, облепленной чем-то, весьма подозрительно выглядящим и так же подозрительно пахнущим. Зоэ упрямо смотрела на ногу, словно взглядом могла её сдвинуть и освободить себе путь. Нога не поддавалась. Пауза затягивалась и делалась неуютной. Зоэ огорченно покачала головой, отметив свежую прореху на штанах Эспады – широкую, у колена. Зашита прореха была небрежно, совсем неподходящими нитками. Эспада хмыкнул, вроде бы тоже заинтересовался штанами, даже колупнул присохшую грязь, растер в пальцах, пробуя определить: не кровь ли это? Чья, вряд ли стоило спрашивать. Разве подобные мелочи отягощают память дона Эппе?

– Что – Рэй? – наконец, прервал молчание Эспада. – Ты не грешила, хуже: ты и не намеревалась, и не покупала заранее отпущение грехов.

Дон Эппе столкнул девку с колена и разогнулся, не опираясь рукой о перила и гибко разворачиваясь на одной ноге, пока вторая продолжала перегораживать дорогу. Теперь он смотрел на Зоэ в упор и стоял к ней лицом, совсем близко, и обличал грехи с пафосом, смутно похожим на тот, что свойственен проповедям пьяного Кортэ.

– Ты намерена покаяться в том, о чем даже не наслышана! Будешь лгать в каждом слове, значит, ты из нас двоих и есть еретичка. – Эспада качнулся ближе и шепнул в самое ухо, вынудив Зоэ вздрогнуть и отшатнуться. – Соблазнительная еретичка. Дурни-нэрриха не люди, если не сбежишь от них, так и не узнаешь, в чем следует каяться. Грех-то сладок, тебе хоть что-то объясняют такие слова?

– Пропусти. Это приказ королевы.

– Н-ну пропущу, если она сама попросит за вас, ага-а, – лениво растянул слова Эспада, не думая отодвигаться. – Потанцуй со мной. И тогда уж иди честно каяться, повод-то будет.

– Рэй, ты пьян.

– Трезвее обычного, – Эспада поднял руку и глянул на пальцы, как всегда – не дрожащие. Ладонь мягко шевельнулась и легла на плечо Зоэ. – Ты явилась сюда и помешала мне обзавестись избранным с утра поводом к покаянию. Тебе не стыдно?

Зоэ сердито дернула плечом, пробуя сбить руку Эспады. Затем шагнула вперед, на самую нижнюю ступеньку, ладонью упираясь в грудь дона Эппе, упрямо норовя оттеснить его.

Любимый пес короля – а иначе Эспаду мало кто звал – для Зоэ не был ни врагом, ни чужаком. Весьма часто он вечерами провожал Зоэ до облюбованного Кортэ жилища или наоборот, помогал сыну тумана попасть в хорошо охраняемый парк дворца, никого не искалечив по пути. Дон Эппе высоко ценил возможность брать уроки фехтования у нэрриха, а кроме того – сам так однажды сказал и явно не солгал – воевал он исключительно с мужчинами, желательно вооруженными и многочисленными, но уж никак не с детьми и беззащитными женщинами. Иначе, вероятно, к нему пристало бы прозвище, намекающее на менее честное оружие.

– Рэй, я просто шла короткой дорогой в часовню, – буркнула Зоэ, глядя в небритый подбородок и норовя высвободить руку, перехваченную Эспадой и помимо воли удерживаемую на его рубахе, как раз над ровно и медленно бьющимся сердцем. – Прекрати. Не скандаль там, где не следует. Сама Изабелла в гневе.

– Королева слишком умна для гнева. Ты – её любимая куколка, и она это помнит, даже в огорчении… Н-ну, вернемся к главному. Ты слышала нас еще из галереи, – не думая отпускать руку, прищурился Эспада, толкнул пальцем подбородок Зоэ, вынуждая её смотреть в глаза. – Ты опознала мой голос и решила: дорога тут короткая… и не скучная. Ты идешь каяться, самоуверенно не видя за собой вины? Так я забочусь о твоей душе и даю повод к покаянию, еретичка. Нэрриха не скажут, из-за их упертости и иные промолчат, а ты – что? Тихо зачахнешь, вот что. Ты выросла, почти пятнадцать, а все в девочку играешь. Площадь смотрит на пляску, и каждый мужик, даже подслеповатый старик – что? Бегом бежит каяться. Ты – мрак и ересь, ты вынуждаешь их сопеть и чесать брюхо. И не ведаешь, что вытворяешь! – Эспада дернулся, совершенно трезвым взглядом пришпилил секретаря к ступеньке. – Не дыши, тварюшка. Донесешь королеве? Н-ну… вряд ли, я достану тебя еще на лестнице и выпотрошу одним движением, без танцев, вот уж обещаю. Сидеть, чернильница!

Секретарь пискнул и обреченно упал на ступеньку, словно его уже проткнули. Девка закончила шнуровать кофту, поправила шаль и пристроилась рядом с «чернильницей», на одну ступеньку ниже. Эспада кивнул ей. Рыжая добыла из кармана кастаньеты, шмыгнула носом и принялась прощелкивать несложный ритм – без особого рвения, но вполне точно.

– Грех так устроен, – снова шепнул в ухо упрямый королевский пес, вынуждая Зоэ краснеть. – Коготок увяз, вся птичка – в суп… ты сама спустилась сюда, я польщен. Чертовски приятно сознавать, что именно я и именно сегодня буду выковыривать из ссохшейся шкуры куколки взрослую бабочку. Ты ведь никогда не танцевала с мужчиной? Зоэ, я прав и я пьян, вечером куплю еще девок и ворох прощений грехов, впрок. Так мы танцуем?

– Рэй, ты свински наглый пес.

– Я голодный пес, оттого и наглый. Хочешь, провожу и буду каяться за нас двоих? В часовне теперь тихо и уединенно…

– Вот еще! Пропусти.

– Танец мой, решено.

– Ты что, стерег тут?

– И давно, – шепнул королевский пес в ухо, почти касаясь губами кожи. – Решайся. Это не больно, и папочке Альбе можешь не признаваться, он все равно не поймет, нелюдь. К тому же я не лезу тебе под юбку. Руку не убирай. Нельзя танцевать, отделяясь. Танец – это очень тесная близость.

– Рэй!

– Что?

Зоэ еще раз попробовала высвободить руку и обреченно вздохнула. Вскинула голову и сама, более не пряча взгляд, посмотрела в темные глаза Эспады, мелкие и хищные. Наполненные такой ересью, что голова кругом и дрожь по спине от одних лишь домыслов… Дон Эппе отпустил запястье, отмеченное пятнами следов его жестких требовательных пальцев. Сам чуть оттолкнул Зоэ и принялся вытягивать низ рубахи из-под широкого пояса. Зоэ отметила мельком: свежий шов на подоле, опять дрался и штопал… Сам. И кожу, и ткань. Слуг у Эспады нет: то ли деньги спускает слишком быстро, то ли страх нагоняет и того скорее.