Новая родина - Олег Верещагин

— Да, — лицо иррузайца вздрогнуло всё, как маска из желе. — Да.

— Меня предполагалось убить. Это так?

— Да.

— Кем был разработан, план, кто приказал? Уигши-Уого?

— Да…

— Что сейчас?

— За твою голову, — вабиска шевелил только губами, — назначена огромная награда. Но ее никто не хочет получать. Все говорят, что ты послан Пещерным Змеем.

— Ты в это веришь?

— Да…

— Хорошо, — довольно кивнул Игорь. — А теперь скажи мне — кто такие яшгайаны? — глаза пленного испуганно метнулись. — Говори! Кто. Они. Такие?

Иррузаец открыл рот… и вдруг, засипев, рухнул на пол.

— Так, — констатировал Игорь и сплюнул в досаде. — Блокада, ч-черт, а я не спец, зря полез… Эй! — Игорь двинулся к выходу. — Он подох, убирайте!..

…— Я, между прочим, правда говорил с Зигом, — Степка протянул Игорю половину шоколадного батончика. — Не сразу, но с ним — тоже. Он нас приглашает праздновать Праздник Урожая в Фелькишер Ланд.

— Праздновать праздник — так не говорят, — поправил Игорь. — Но идея заманчивая.

— Значит — едем?! — обрадовался Степка так, что Игорь засмеялся и, взяв его за плечо, негромко спросил:

— Влюбился?

Степка вспыхнул, сбросил руку, но тут же вздохнул и виновато признался:

— Кажется, да. Мне без нее все время скучно, и настроение какое-то унылое. Я понимаю, Динка…

— Она мертва уже несколько веков, — тихо сказал Игорь. — А ты живой.

— А у генерал-губернатора, — проявил Степке неплохую осведомленность, — ведь тоже, и он…

— Он просто больше никого не встретил, — возразил Игорь. — А ты — встретил, и что плохого?

— Да, Игорь, ты знаешь, — Степка улыбнулся, — я как первый раз ее увидел — так и все. Поплыл начисто. Только она какая-то дикая, как из древнего мира. Да и Зиг… Я раньше думал, что немцы не такие.

— Это положительная национальная ретроспекция, — важно пояснил Игоръ.

— Что? — насторожился Степка.

— Положительная национальная ретроспекция, — повторил Игорь. — Возвращение национальных качеств, подвергавшихся нивелированию во второй половине XX — начале ХХI века. Для примера, попроще… Англосаксы — упорны, хладнокровны и корректны. Германцы — безжалостны, методичны и дисциплинированны. Русские — великодушны, храбры и неприхотливы…

— Я понял, — кивнул Степка. — Я только не врубился — зачем их нивелировали, эти качества?

— Это у тебя спросить нужно, — засмеялся Игорь, — ты же из тех времен… А вообще-то… были и на земле свои яшгайаны. Выводили "общечеловеческое стадо", да вот вы не дали… Пошли, ладно…

… Начав слушать диск, Игорь удивленно услышал знакомый гитарный перебор.

Кольца огней горели пламенными коронами вокруг вершин холмов — казалось, что костры танцуют в такт музыке. Праздник Урожая тянулся уже заполночь во всем его языческом размахе, со всеми неформальным весельем и полной отдачей, на какие способны только провинции, живущие сельским хозяйством — тут этот праздник в самом деле имел статус значимого события, а не просто декорации.

Возле костров, где на рашперах жарились целые свиные туши, стояли здоровенные котлы со свежим пивом и деревянные ритуальные блюда с хлебом. Было уже прохладно, Игорь знал — черная в темноте листва почти целиком превратилась уже в золото и медь. Утро почти всегда приходило холодное и ясное (не верилось, что зима будет слякотной, как утверждали местные) и, хотя днем опять становилось тепло, было понятно — осень пришла, а скоро за нею навестит землю и зима.

Подперев голову рукой, Игорь лежал у огня на принесенном кем-то пледе. В другой руке он держал буковую чашу с пивом, которого выпил уже немало, но меньше попал под его действие, чем остальные, у которых блестели глаза, а смех сделался излишне громким и взрывчатым, как петарда.

Вокруг костра сидела исключительно молодежь — большущим кругом. Разговор вертелся в основном вокруг того, что на днях в школу и это — факт. Германцы, впрочем, выражали твердую уверенность в том, что иррузайцы предоставят им немалое количество свободных от учебы дней. Еще кто-то сказал, что, если граница «двинется», то Фельишер Ланд окажется в тылу — тогда и не повеселишься, останется только записываться в Алые Драгуны, благо у них заботами генерал-губернатора развлечений хватает.

Игорь отпил большой глоток и, плеснув пива в огонь, поднял чашу со словами:

— За богатство этого года! Смерть вашим врагам, жизнь — вашему урожаю!

Он говорил по-немецки — вокруг одобрительно загудели. Зигфрид, сидевший точно напротив Игоря, поднял над головой губную гармошку и перебросил ее какой-то девчонке, которая немедленно извлекла из нее пронзительную дрожащую ноту, заставившую всех умолкнуть — а сам Зигфрид грубоватым мальчишеским голосом запел:

— Все выше флаг над нашею землею —[7]

Идут вперед бессмертные бойцы.

Шагают маршем с нами павшие герои,

И наши прадеды, и деды, и отцы…

Губная гармошка засвистела грозно и высоко; сидящие германцы, пристукивая чашами по колену или по земле, подхватывали песню:

— По городам шагают батальоны,

Уже не раз бывавшие в бою!

Сегодня тысячи, а завтра — миллионы

Встают на бой за Родину свою!

Когда сигнал к атаке нас разбудит —

Сомкнут ряды Германии сыны,

И наше знамя гордо виться будет

На страх врагам! На славу для страны!

Игорь незаметно поднялся, отошел в темноту, а потом — прочь от костра, оставив возле него чашу. Ему стало вдруг грустно, захотелось уйти подальше от людей, шума, веселья… Ноги сами вынесли его на опушку рощи, за которой начинались пустые, скошенные луга, серебряные от света звезд, красноватые от зарева Адаманта.

Мальчишка ощутил чье-то приближение, плавно повернулся и увидел двух человек — держась за руки, они шли по кромке лугов. Света было достаточно, чтобы, даже не вглядываясь, сообразить — Степка и Клотти.

Игорь снова бесшумно ретировался, подумав вдруг: "Мне, кажется, нигде нет места! Что со мной такое?!"

Он вернулся в вертолет — и почти тут же включился экран связи — словно ожил, ожидая.

Это оказался генерал-губернатор — точнее, Сережка, веселый, с растрепанными волосами. У него тоже была ночь — наверное, на его латифундии.

— С праздником! — махнул он рукой. — Я звал тебя к себе, но ты предпочел исконно русскому радушию гостеприимство германцев — ихь бин оскорблен! Но сейчас я хочу сделать еще два предложения, и ты не сможешь отказаться ни от второго, ни от первого?