Психопатология обыденной жизни - Зигмунд Фрейд

Keimt ein Glaube neu,

Wird oft Lieb' und Treu

Wie ein boses Unkraut ausgerauft[7].

Я не угадал; но интересно было видеть, как удачно поставленный вопрос сразу раскрыл глаза моему собеседнику и дал ему возможность сообщить мне в ответ такую вещь, которая до того времени, наверное, не приходила ему в голову. Он бросил на меня взгляд, из которого видно было, что его что-то мучит и что он недоволен, и пробормотал дальнейшее место стихотворения:

Sieh' sie an genau! Morgen ist sie grau

(досл. перевод: «Взгляни на нее! Завтра она будет седой»)[8]– и добавил лаконически: «Она несколько старше меня».

Чтобы не мучить его дольше, я прекратил расспросы. Объяснение казалось мне достаточным. Но удивительно, что попытка вскрыть основу безобидной ошибки памяти должна была затронуть столь отдаленные, интимные и связанные с мучительным аффектом обстоятельства.

Другой пример забывания части известного стихотворения я заимствую у К. Г. Юнга[9]и излагаю его словами автора:

«Один господин хочет продекламировать известное стихотворение: „На севере диком“. На строке „и дремлет качаясь…“ он безнадежно запинается; слова „и снегом сыпучим покрыта, как ризой, она“ он совершенно позабыл. Это забывание столь известного стиха показалось мне странным, и я попросил его воспроизвести, что приходит ему в голову в связи со „снегом сыпучим покрыта, как ризой“ („mit wei?er Decke“), Получился следующий ряд: „При словах о белой ризе я думаю о саване, которым покрывают покойников (пауза) – теперь мне вспоминается мой близкий друг – его брат недавно скоропостижно умер – кажется, от удара – он был тоже полного телосложения – мой друг тоже полного телосложения, и я уже думал, что с ним может то же случиться – он, вероятно, слишком мало двигается – когда я услышал об этой смерти, я вдруг испугался, что и со мной может случиться тоже, потому что у нас в семействе и так существует склонность к ожирению, и мой дедушка тоже умер от удара; я считаю себя тоже слишком полным и потому начал на этих днях курс лечения“.

«Этот господин, таким образом, сразу же отождествил себя бессознательно с сосной, окутанной белым саваном», – замечает Юнг.

С тех пор я проделал множество анализов подобных же случаев забывания или неправильной репродукции, и аналогичные результаты исследований склоняют меня к допущению, что обнаруженный в примерах «aliquis» и «Коринфская невеста» механизм распространяет свое действие почти на все случаи забывания. Обыкновенно сообщение таких анализов не особенно удобно, так как они затрагивают – как мы видели выше – весьма интимные и тягостные для данного субъекта вещи, и я ограничусь поэтому приведенными выше примерами. Общим для всех этих случаев, независимо от материала, остается то, что забытое или искаженное слово или словосочетание соединяется ассоциативным путем с известным бессознательным представлением, от которого и исходит действие, выражающееся в форме забывания.

Я возвращаюсь опять к забыванию имен, которого мы еще не исчерпали ни со стороны его конкретных форм, ни со стороны его мотивов. Так как я имел в свое время случай наблюдать в изобилии на себе самом как раз этот вид ошибок памяти, то примеров у меня имеется достаточно. Легкие мигрени, которыми я поныне страдаю, вызывают у меня еще за несколько часов до своего появления – и этим они предупреждают меня о себе – забывание имен; и в разгар мигрени я, не теряя способности работать, сплошь да рядом забываю все собственные имена. Правда, как раз такого рода случаи могут дать повод к принципиальным возражениям против всех наших попыток в области анализа. Ибо не следует ли из таких наблюдений тот вывод, что причина забывчивости и в особенности забывания собственных имен лежит в нарушении циркуляции и общем функциональном расстройстве головного мозга и что поэтому всякие попытки психологического объяснения этих феноменов излишни? По моему мнению – ни в коем случае. Ибо это значило бы смешивать единообразный для всех случаев механизм процесса с благоприятствующими ему условиями – изменяющимися и не необходимыми. Не вдаваясь в обстоятельный разбор, ограничусь для устранения этого довода одной лишь аналогией.

Допустим, что я был настолько неосторожен, чтобы совершить ночью прогулку по отдаленным пустынным улицам большого города; на меня напали и отняли часы и кошелек. В ближайшем полицейском участке я сообщаю о случившемся в следующих выражениях: я был на такой-то улице, и там одиночество и темнота отняли у меня часы и кошелек. Хотя этими словами я и не выразил ничего такого, что не соответствовало бы истине, все же весьма вероятно, что меня приняли бы за человека, находящегося не в своем уме. Чтобы правильно изложить обстоятельства дела, я должен был бы сказать, что, пользуясь уединенностью места и под покровом темноты, неизвестные люди ограбили меня. Я и полагаю, что при забывании имен положение дела то же самое: благоприятствуемая усталостью, расстройством циркуляции, интоксикацией, неизвестная психическая сила понижает у меня способность располагать имеющимися в моих воспоминаниях собственными именами – та же самая сила, которая в других случаях может совершить этот же отказ памяти и при полном здоровье и работоспособности.

Анализируя наблюдаемые на себе самом случаи забывания имен, я почти регулярно нахожу, что недостающее имя имеет то или иное отношение к какой-либо теме, близко касающейся меня лично и способной вызвать во мне сильные, нередко мучительные аффекты. В согласии с весьма целесообразной практикой Цюрихской школы (Блейлер, Юнг, Риклен) я могу это выразить в такой форме: ускользнувшее из моей памяти имя затронуло во мне «личный комплекс». Отношение этого имени к моей личности бывает неожиданным, часто устанавливается путем поверхностной ассоциации (двусмысленное слово, созвучие); его можно вообще обозначить как стороннее отношение. Несколько простых примеров лучше всего выяснят его природу.

а) Пациент просит меня рекомендовать ему какой-либо курорт на Ривьере. Я знаю одно такое место в ближайшем соседстве с Генуей, помню фамилию немецкого врача, практикующего там, но самой местности назвать не могу, хотя, казалось бы, знаю ее прекрасно. Приходится попросить пациента обождать; спешу к моим домашним и спрашиваю наших дам: «Как называется эта местность близ Генуи там, где лечебница д-ра N, в которой так долго лечилась такая-то дама?» – «Разумеется, как раз ты и должен был забыть это название. Она называется – Нерви». И в самом деле, с нервами мне приходится иметь достаточно дела.