Добро пожаловать в Пхеньян! - Трэвис Джеппсен

Спустя пять лет я пришел куда-то, где всё совершенно не так, как в начале моего пути. Это и есть наилучший способ «потеряться» – когда в сухом остатке у вас гораздо большее, чем просто ваш путь.

По утрам весь город накрывает дымка. Твое пробуждение вовсе не означает, что ты проснулся. Наоборот, ты как будто бы переходишь из одного состояния сна в другое. В какой-то иной чарующий мир. Эта дымка не скрывает все вертикальные здания, образующие панораму города. Она скорее окутывает их, и поэтому разноцветные дома предстают артистами на сцене за практически прозрачным занавесом.

Вглядываясь в пространство сквозь этот занавес, твой глаз различает вишнево-красное пламя, венчающее Монумент идеям чучхе и даже самую верхушку гостиницы «Рюгён». Эта дымка причудливо клубится над водами реки Тэдонган, которая неторопливо змеится сквозь центр города, а пара судов, ведущих работы по углублению дна, подчеркивают ее плавное течение. Всё вокруг тихое и спокойное, как воды этой реки. В эти моменты ощущаешь себя в богом забытом месте, бесконечно далеко от плотной мозаики перемешанных друг с другом людей и автомобилей, от постоянного шума и неоновой вакханалии какой-либо мировой столицы XXI века.

И вдруг всю эту мечтательно-благолепную тишину пронзает некий звук, настолько бесплотно-легкий, что возникает мгновенная мысль о том, что его несет ветер. Потом начинаешь думать, что его источником является какой-то старый синтезатор-терменвокс[6]. Ты открываешь окно, силясь понять, что происходит. Кажется, звук исходит откуда-то из района главного вокзала, расположенного на другом конце улицы. Может ли это быть сиреной воздушной тревоги? Нет… Затем следует второй звук: слышится жутковатая мелодия, похожая на саундтрек какого-то мрачного фильма.

Это – песня. Это – жалобный крик. Это – мягкая команда. Вы понимаете, что это некий огромный будильник для людей, живущих в центре Пхеньяна, часть их утреннего ритуала. Повсеместно, во всех этих домах пастельных цветов, люди поднимаются со своих кроватей, умываются, облачаются в униформу с обязательными красными значками слева на груди – прямо у сердца. На вопрос, содержащийся в названии песни («Где же Вы, Дорогой Полководец»[7]), дается ответ ее всепроникающим и нарастающим торжественным звучанием. Оно напоминает всем тем, пробудившимся из мира грез, тем, кто отлично знает наизусть не звучащие сейчас слова, где они находятся в реальном мире.

* * *

Наиболее амбициозные обитатели города встают даже раньше, чем раздастся рев этого утреннего гимна. Там, где-то в восточном Пхеньяне, в районах, которые в прошлом находились в запустении, а в последние годы стали бастионом местных «нуворишей», изобилующим новыми магазинами, ресторанами, центрами отдыха и жилыми комплексами со всем их соблазнительным блеском, товарищ Ким Намрён просыпается в четыре утра под мелодию из «Титаника», звучащую из его смартфона «Ариран». Пока его жена и восьмилетняя дочка еще спят, товарищ Ким в гостиной делает утреннюю зарядку, а затем за чашкой чая на кухне просматривает утренние газеты. Это «Нодон Синмун», или «Рабочая газета», – главный печатный орган страны, а также множество других изданий, предназначенных только для глаз новой деловой элиты. Еще ему, как директору одной из государственных компаний, занимающихся иностранным туризмом, доступен целый ряд документов Трудовой партии Кореи. В этих документах сформулированы директивы политического и административного характера, которые он обязан выполнять или, по крайней мере, к которым должен выказывать свою приверженность. Возвращаясь к «Нодон Синмун», он внимательно читает передовицу, чтобы почувствовать «тональность», которую задает высшее руководство наступающему дню. Как и другие наиболее продвинутые жители столицы, он научился читать между строк; часто то, что в явном виде отсутствует в этих текстах, является наиболее важным и показательным.

В половине шестого пора будить жену и дочку. Вместе они завтракают кукурузной кашей и яйцами вкрутую, запивают это кислым йогуртом китайского производства, который дочка предпочитает заменить молоком, восстановленным из порошка.

Вскоре после того, как товарищ Ким уезжает в 7 утра на работу, раздается громкий стук в дверь. «Просыпайтесь!» Громкий и знакомый голос говорит: «Время уборки!»

В дверях – товарищ Ли, староста инминбана – «народной группы», в которую входит определенное число местных жителей. Каждый северокореец принадлежит какому-нибудь инминбану, который обычно состоит из 20–40 семей. В доме, в котором живет товарищ Ким, все квартиры выходят на одну общую лестницу и образуют один инминбан. Инминбанчжан, староста народной группы, – это обычно женщина среднего или пожилого возраста. Ее главная задача, согласно одному из пропагандистских плакатов, – «не терять революционную бдительность». Пристально следить за всеми, кто входит на вверенную ей территорию и выходит с нее, отмечать все мельчайшие детали. Товарищ Ли хорошо усвоила из тех курсов, которые она проходила прежде, чем стать старостой, что хороший инминбанчжан должен точно знать, сколько ложек и палочек хранится на каждой кухне, и иметь возможность отправить эту информацию куда надо по первому сигналу.

Инминбанчжан – это вообще-то надоедливый сосед, получивший официальный статус. Это местный смотрящий, который должен пристально следить за наиболее сокровенными сторонами частной жизни тех, за кого он отвечает. Вплоть до 1995 года инминбанчжаны должны были даже составлять отчеты о том, как и на что граждане тратят свои деньги – в особенности, если дело доходило до крупных покупок, в частности, предметов роскоши, стоимость которых подозрительно превосходила средние доходы семьи.