Сокровища царя Камбиза - Деннис Уитли

Дверь в каюту внезапно распахнулась, и я, захваченный врасплох, выглядел, вероятно, виноватым.

— Боже! — воскликнул стюард и вытаращил на меня глаза. — Кто это сделал? Вы?

Его испуганное восклицание и обвиняющий взгляд сказали мне о том положении, в котором я оказался. Скорее всего, я был последним, кто видел знаменитого египтолога живым, и наверняка первым, обнаружившим его мертвым.

— Нет, — пробормотал я, доставая платок и вытирая лицо. — Нет, конечно, нет. Я вошел сюда за две минуты до вас, и он уже лежал здесь. Что вы пялитесь на меня? Позовите кого-нибудь из офицеров, а лучше всего капитана, и помалкивайте.

— Хорошо, сэр, хорошо. Прошу прощения, но я был поражен, встретив такое… Вид старика просто ошеломил меня.

Появившийся старший помощник капитана стал чуточку бледнее, когда произнес:

— Ужасное событие, мистер Дэй. Как вы оказались здесь?

Я уже было собрался ответить, но тут в каюту вошли капитан и корабельный доктор. Доктор бегло осмотрел тело египтолога, и затем капитан Бингэм проворчал, обращаясь к старшему помощнику:

— Заприте каюту, мистер Айронс, а мы все поднимемся ко мне.

Следующие четыре часа были сначала мучительны, а потом — невероятно тоскливы. Послали за Гарри и Клариссой, и капитан, раздраженный случившимся, бросающем тень и на него, по очереди допрашивал нас.

Кларисса и Гарри бурно протестовали против подозрения, что убийство дело моих рук. Оба клятвенно утверждали, что присутствовали при том, когда за четверть часа до смерти сэр Уолтер попросил меня спуститься к нему в каюту, чтобы показать древнеегипетскую вещицу, которую он откопал в предыдущий сезон.

— Что это за вещица? — бросив взгляд в мою сторону, резко спросил капитан Бингэм.

— Половинка мемориальной таблички, — ответил я.

— Имела ли она ценность?

Но Кларисса опередила меня:

— Никто из нас не знал, о чем гласила надпись, но сэр Уолтер высоко ценил ее.

Капитан повернулся ко мне:

— Была ли она на месте, когда вы нашли его?

— Нет, я нигде не видел ее.

Старшего помощника отправили произвести обыск, и вскоре он вернулся, доложив, что среди вещей сэра Уолтера нет никакой таблички, и капитан продолжил расспросы о ней.

Было очевидно, что Кларисса с мужем не хотели, чтобы кому-то стало известно о намечавшейся экспедиции, и я решил последовать их примеру. Кража таблички — достаточный повод для убийства, и не стоило вдаваться в суть надписи.

В четыре часа утра капитан Бингэм с неохотой прекратил неудавшееся расследование. Он предупредил, что завтра корабль прибывает в Александрию, и все мы должны получить от полиции, которой он передаст дело, разрешение свободно сойти на берег. Затем нам, измученным и подавленным, позволили удалиться в каюты. Но перед тем, как отправиться к себе, я зашел к Гарри и Клариссе выпить бренди, крайне необходимого мне. События ночи сильно потрясли всех нас, и мне повезло, что у них оказалось бренди.

Я с удовольствием отметил, что дружеское расположение Бельвилей ко мне не ослабло. Сейчас их более всего занимал вопрос о похоронах сэра Уолтера и как сообщить эту ужасную новость Сильвии Шэйн в Каир.

Из-за египетского климата сэра Уолтера следовало предать земле сразу же после осмотра тела полицией, что избавляло Сильвию от тягот организации похорон, договориться о которых должен был Гарри. Ни он, ни Кларисса не имели ни малейших оснований подозревать кого-либо в этом преступлении, и мы расстались в мрачном расположении духа, собираясь хоть немного поспать в оставшуюся часть ночи.

Отвечая на вопрос капитана Бингэма, старший помощник утверждал, что, по его сведениям, на борту корабля не было мошенников, но я совершенно точно знал, что он ошибается, хотя такого злого гения, как О’Кив, вряд ли можно назвать столь обыденным словом «мошенник». Мне абсолютно ничего не удалось выяснить о его намерениях на пути в Египет, однако у меня возникли некоторые подозрения.

Я вновь прокрутил в уме невероятную историю, рассказанную сэром Уолтером менее чем за час до смерти, и мысленно согласился, что несмотря на всю фантастичность, она звучала достоверно. Если сэр Уолтер был прав, полагая, что нашел табличку, указывающую место, где пятьдесят тысяч человек погибли от жажды под безжалостно палящим солнцем, то речь шла об одном из крупнейших сокровищ мира.

К настоящему времени кости персов давно рассыпались под воздействием солнца и ветра, но их копья, шлемы, доспехи, награбленное в Египте золото и драгоценности должны лежать там, где, умирая, они оставили их две тысячи четыреста лет назад. По самым скромным оценкам, эти сокровища стоили не менее миллиона фунтов, а, возможно, — десять миллионов и даже больше. Занимаясь шпионажем, контрабандой наркотиков и торговлей проститутками, О’Кив за всю жизнь не смог бы сколотить такого огромного состояния. Зная его полную неразборчивость в средствах, я все больше и больше склонялся к мысли, что он либо сам убил сэра Уолтера, либо организовал это убийство.

Капитан Бингэм прекрасно понимал, что тот, у кого окажется табличка, замешан в убийстве и собирался предпринять все возможное, чтобы найти ее. Однако раньше, чем мы достигнем Александрии, ее не вынести с корабля и, чтобы не волновать пассажиров, он отложил поиски. Сейчас это вполне устраивало меня — если я не ошибся относительно О’Кива, у меня будет шанс передать его в руки правосудия.

У О’Кива был слуга — эстонец, крупный, с бычьей шеей и бритой головой, по имени Грюнтер, и я не исключал, что на борту были и другие сообщники. Один из них мог совершить убийство, спрятать табличку в надежном месте до того момента, пока не представится случай без помех переправить ее на берег. Но О’Кив вряд ли допустил бы, чтобы столь ценная вещь долго оставалась в чужих руках. Следовательно, есть вероятность, что пока табличка у него в каюте, тем более, что ни капитан, ни Бельвили даже не предполагали, что О’Кив, возможно, причастен к убийству, а тот — что кто-то на борту знает о его преступном прошлом.

В конце концов я решил поспать несколько часов.

Казалось, я едва сомкнул веки, как стюард разбудил меня, принеся утренний чай. Я с трудом открыл глаза и увидел, что каюта залита солнечным светом. Выпив чай и приняв ванну, я вскоре вышел на палубу и лениво прошелся мимо каюты О’Кива.

Постоянно наблюдая за ним от Марселя, я успел изучить его привычки. Грюнтер будил его в восемь тридцать, готовил ему ванну, убирал постель и одежду и уходил около девяти; еще через полчаса О’Кив завтракал, а Грюнтер обычно не появлялся на палубе до обеда, когда вновь приносил одежду своему господину.

Я едва успел миновать его каюту, как оттуда вышел Грюнтер и закрыл за собой дверь. Заняв удобную наблюдательную позицию около поручней, я стал ждать. Через некоторое время я услышал за спиной шаги — на палубе появился О’Кив.

Я подождал, пока он пройдет мимо и скроется, а затем бросился к каюте.