Лабиринт фараона - Серж Брюссоло

Мозе иногда радовался, что у него нет ни жены, ни детей. Так что за все придется отвечать ему одному, если мертвые решат его наказать.

Он еще раз обернулся, сердце сжимало дурное предчувствие. Уже несколько недель ему казалось, что за ними следят. Грабители устроили на него охоту, а он никак не мог запутать следы. И напрасно он приказывал укладывать верблюдов, накрывать их тканью цвета песка, заставлял солдат окапываться — ничто не помогало. Раздражающая уверенность продолжала мучить его. Она щекотала затылок, будто острие копеша, изогнутого медного кинжала.

«Это Нетуб Ашра, — шептал ему страх. — Это может быть только он. Другие не вцепились бы с таким упорством. Он умен и разгадал тебя. Ему известно, что на самом деле караван — это кочующее кладбище. Нетуб Ашра, проклятый вожак собачьей стаи, царь шакалов, грабителей гробниц. Ему давно уже следовало отрезать нос и уши. А соглядатаи нома только и мечтают, как бы вырвать бронзовыми щипцами его половые органы».

Нетуб Ашра… Никто не знал его в лицо, но он, бесспорно, был самым отчаянным из грабителей, самым жестоким, потому что не довольствовался тем, что уносил из погребений золото и драгоценные камни; он осквернял мумии, обезображивал их, дабы обречь их души на вечные скитания.

Было в нем что-то богохульское, дьявольское.

Мозе тщетно всматривался в даль. Шел шестой день второго месяца Шему — время сбора урожая, — и пустыня была раскалена как кузнечный горн, в котором потрескивали невидимые огоньки. Погрузиться в нее — значит сгореть заживо. Один за другим засыхали оазисы, но нужно было продолжать двигаться в то время, когда язык распухал во рту, становился шершавым, точно кожа мумии, и зубы царапали его до крови, которая, попав в горло, еще больше возбуждала жажду своим солоноватым вкусом.

Мозе чувствовал себя старым и усталым. Ему надоело убегать зигзагами, уклоняясь от битвы. Когда-то у него были гибкие мускулы, и горячая кровь бурлила в венах, и тогда он встретился бы лицом к лицу с бандитами и уничтожил их.

А теперь Нетуб Ашра в конце концов нагонит караван, потому что он еще молод и не знает, что такое усталость; ко всему прочему в восемнадцать лет он считает себя бессмертным и неуязвимым.

Мозе поднял руку, подавая сигнал к остановке. Уже много дней ни он, ни его люди не разговаривали, так как от жажды любой разговор был болезненным. Им казалось, что вены в горле начнут кровоточить, произнеси они больше трех слов, и было странно видеть этих погонщиков, затерявшихся в пустынном безмолвии, которые общались при помощи жестов, будто опасались ушей врагов.

Мозе оглядел своих спутников. По осунувшимся лицам, лихорадочному блеску в глазах он угадал всеобщее желание покончить со всем этим.

Когда-то они были сильными, здоровыми, но бесконечное бегство их измотало. Все ощущали на себе проклятие и чувствовали вину за то, что потревожили сон мертвых. Эти отборные солдаты уже не понимали, кто они: защитники или святотатцы. И все ждали, что начальник избавит их от этой муки.

Мозе обул сандалии, прежде чем сойти с верблюда, так как раскаленный песок обжег бы подошвы ног. Жар от стоящего в зените Ра, казалось, мог воспламенить ткань одежды, и Мозе не удивился бы, увидев, как обугливается шерсть верблюдов.

— Господин, — с трудом ворочая языком, произнес его ординарец Тозе, — взгляни на горизонт… Приближается буря… оттуда. Страшная песчаная буря… Надо прятаться…

Говорил он это неубедительно, будто надеясь получить другой ответ. Все собрались вокруг него, плотным кольцом окружив начальника и ловя каждое его слово. Все бывшие лучшие солдаты, которые в свое время сражались бок о бок, прикрываясь большими прямоугольными щитами, готовые умереть во славу фараона, хорошо знакомые со смертью, не боявшиеся ее и принявшие бы ее как освобождение.

— Отвяжите мумии, — также с трудом проговорил Мозе, — закопайте их в песок, окружите верблюдами…

Это было единственное решение, поскольку поблизости не было видно ни скалы, ни какого-то другого естественного укрытия.

Солдаты, понурясь, принялись за дело.

— Господин, — не отставал Тозе, — буря будет сильной, она погребет нас, если мы останемся здесь…

Мозе пожал плечами.

— Может быть, именно этого и хотят боги, — безразлично ответил он. — Сотворившие мир знают, что бандиты наступают нам на пятки, и посылают эту бурю, чтобы спасти нас… Если мы будем похоронены вместе с царскими останками, караван исчезнет с лица пустыни. Бандиты нас никогда не найдут, и мертвые наконец-то смогут спать спокойно.

Слабая улыбка мелькнула на пересохших губах Тозе.

— Ты прав, господин, — выдохнул он. — Я не подумал об этом…

— Тела наши останутся целы, — добавил Мозе, пристально всматриваясь в завихрения, изменившие небо. — Сухой песок забальзамирует нас не хуже бальзамировщиков… Пусть каждый готовится к возрождению… Что до меня, то я не хочу умереть в рубище бедуина… У нас мало времени… Принеси мои туалетные принадлежности и наточи бритвы…

Тозе поклонился. А Мозе уже скидывал с себя засаленную ветошь. Как только слуга подал ему тяжелые бронзовые бритвы, он отрезал свою бороду, обрезал волосы и тщательно выбрил все тело, совершив тем самым обряд очищения. Солдаты серьезно смотрели на него. Затем, закопав останки, последовали его примеру.

И вскоре в кругу из верблюдов образовалось нечто вроде сухой бани. Молчаливые и нагие, солдаты совершали свой последний туалет, туалет мертвых, помогая друг другу сбривать бороды или обривать головы. Тяжело было смотреть на этих солдат с телами, отмеченными шрамами, на то, как они сейчас орудовали бритвами, подобно заботливым женам или усердным служанкам.

Никто не разговаривал. В небе с гудением разъяренного шмелиного роя нарастала буря.

Тогда все достали баночки с благовониями и камедью, чтобы натереть тела, так как приятный запах — единственный язык, нравящийся богам. Опоясали себя белыми набедренными повязками — военными, треугольными спереди, надели на головы парадные парики, в которых с триумфом вели к ногам фараона подлых азиатов, скованных цепью.

Каждый почувствовал приближение освобождения и огромного облегчения. Некоторые нанесли на тело кусочками древесного угля грубо упрощенные знаки: глаз «уджа» с изображением бога Гора. Затем каждый встал на колени под прикрепленными к земле четырьмя колышками палатками. Все ждали бурю.

Ни у кого не оставалось никаких иллюзий. Первый же порыв ветра сорвет эти слабые покрытия. Тем, кто откроет рот и закричит, песок сразу забьет горло, и они умрут от удушья. Тем, кто останется с открытыми глазами, камушки и песчинки продырявят глазные яблоки. Смерть будет тяжелой, но они давно были готовы к встрече с ней. Очень, очень давно — всегда.

«Мы пережили столько битв, — подумал Мозе, — почти уже мертвы. Я готов. Я чист. Я никогда не нарушал свой долг. О Высший Бог, посмотри на мои деяния и вынеси свой приговор. Положи на весы мое сердце и отвори мне дверь. Сорок два судьи Аменти не могут отказать мне войти в свет».