Его считали подкаблучником - Владимир Колычев

Жилкин с шумом набрал в легкие воздух, зажмурился. Действительно, проще всего свалить вину на Горохова. Тем более что не было никакого заказа на убийство. Михаил рассказал Горохову о своей проблеме, тот принял меры. Никто не просил его убивать Илью.

– Я дал вам шанс, Михаил Витальевич, – сказал Архаров. – У вас еще есть возможность им воспользоваться. Одна минута может решить все. Когда я уйду, будет уже поздно. После того как я покину этот кабинет, за вами придут.

Жилкин подавленно кивнул. Он все понимал. Возможно, у Архарова есть доказательства, которыми он сможет прижать Горохова к стенке. Не исключено, что Паша свалит всю вину на своего зятя.

– Михаил Витальевич, время идет.

– Да-да…

А вдруг у Архарова нет никаких доказательств? Но они будут, если Жилкин оговорит своего шурина. Тогда Паша жестоко отомстит. Сначала посадит его в тюрьму. Он же настоящий хозяин в доме, как прикажет, так все и будут говорить.

Все – это его телохранители и даже Алла.

Сначала Михаила посадят, а потом убьют. У Горохова связи в криминальном мире. Он подговорит сокамерников. Те превратят жизнь арестанта в ад, вволю поизмываются над ним и прикончат.

А если все-таки Горохова посадят, то он достанет и из тюрьмы. Очень страшный человек. Если вообще может называться таковым.

– Время, Михаил Витальевич! – поторапливал Архаров.

– Да, время.

Нет, нельзя выдавать ни себя, ни Горохова. Нужно проявить характер. Давно уже пора перестать быть рохлей. Жена уже в открытую смеется, и правильно делает. Даже Даша осуждает…

– Михаил Витальевич, мне уже пора.

– Пора? – Жилкин посмотрел на Архарова.

– Время истекло.

Полицейский майор выглядел убедительно, но это называется хорошей миной при плохой игре. Не было у него ничего против Горохова, но он сумел нащупать слабую струнку в душе у Михаила и потянуть за нее. Еще чуть-чуть, и вытащил бы правду.

– Истекло, говорите? – Жилкин усмехнулся, восхищаясь мастерством собеседника.

Что ни говори, а умеют менты давить на психику. Но и Михаил Жилкин не лыком шит.

– Истекло.

– Ну что ж, не смею вас задерживать.

Архаров поднялся, шагнул к двери. Михаил невольно потянулся за ним. Вдруг у майора действительно есть козыри, которыми он перебьет игру Горохова? Пойдет сейчас к нему и покроет его карту, а Михаил останется крайним?..

А если нет никаких козырей? Вдруг все это блеф, жертвой которого предлагается стать Михаилу?

Жилкин опустился в кресло.

В этот момент Архаров повернулся, глянул на него со снисходительной усмешкой, положил на стол визитную карточку и проговорил:

– Я понимаю, Горохов держит вас на привязи, но, возможно, у вас хватит смелости оборвать этот поводок. До завтра у вас еще есть время. Позвоните мне, когда одумаетесь. Так уж и быть, оформлю вам явку с повинной. А если не одумаетесь!.. Человек – кузнец своего счастья. Если он не наковальня.

Архаров ушел, а Жилкин схватился за голову и застонал. Скорее всего, он только что совершил роковую ошибку, которая разрушит его жизнь. Но нельзя бежать за ментом, кланяться ему в ножки. Как же удержать себя на месте?

Салат с жареной перепелкой, инжиром и облепиховым соусом, на первое – суп из осетрины, на второе – стейк из мраморной вырезки. Все вкусно, пальчики оближешь, но Марина совершенно не впечатлена. Ковыряется вилкой в салате с таким видом, как будто переживает об убитой птичке. А к супу даже не притронулась, хотя вряд ли ее волнует судьба осетра, сваренного в нем.

– Я смотрю, ты ничего не ешь, Мариночка. – Горохов улыбнулся. – Аппетита нет?

– Да, наверное, – смущенно проговорила девушка.

– Со мной-то понятно. – Горохов отставил в сторону пустую тарелку из-под супа. – Я аппетит от любви потерял.

– Так уж и от любви? – Марина наклонила голову и с робким весельем глянула на него.

Не красавица, но симпатичная, миленькая. Впрочем, будь она моделью, Паша все равно не стал бы строить на нее долгосрочные планы. Да, ему тридцать семь лет, возраст у него, но жениться он не собирается. Зачем лезть в кабалу, когда вокруг столько женщин?

Марина – всего лишь одна из них. Она уже не юная девица, двадцать два года ей стукнуло. С мужиком в постели побывала. Так что не надо себя ни в чем корить. И перед ее братом оправдания искать не стоит. Тем более что Костя сам перед ним в долгу.

– От любви, Мариночка. Это у вас, у женщин, все просто, а мы, мужчины, натуры нежные. Я от любви, Мариночка, все потерял – и голову, и покой, и сон.

– Я думала, что «нежная натура» – это про женщин.

– Неужели и ты от любви аппетит потеряла?

– Может, и от любви. У меня жених есть, я его жду.

– Если бы твой Никита тебя любил, то не уехал бы далеко.

– Никита уехал, чтобы заработать на свадьбу.

– А дальше что? Заработает на свадьбу, женится и обратно в свою Тюмень? Так и будете жить от вахты к вахте?

– Ничего страшного.

– Очень хорошо! Ты его ждешь здесь, а он там с поварихой колбасу жарит.

Марина изменилась в лице, положила вилку, взяла салфетку.

– Мне уже пора!

Паше пришлось поднять руки. Он не привык выбрасывать белый флаг перед мужчинами, но перед женщинами – святое дело. Правда, и веревки из себя он вить им не позволял.

– Мариночка, ну прости ты меня, старого дурака! Это все ревность, дорогая моя. Как подумаю, что этот Никита тебя обнимал!..

– А вы не ревнуйте. – Марина снова наклонила голову, но уже в другую сторону.

– Как же не ревновать!

– И не такой уж вы и старый.

– А почему на «вы»? Разве ты с Костей на «вы» разговариваешь?

– Нет, конечно, на «ты».

– Мы с твоим братом в одном классе учились, а ты со мной на «вы».

– Костя вас знает, а я – не очень.

– Зато я тебя давно знаю. Ты еще пешком под стол ходила. Не скажу, что была гадким утенком, но точно стала белым лебедем. Мне надо было тебя увидеть после долгой разлуки…

– Мы с вами не разлучались.

– Ну вот, снова «вы». Я разлучался с этим миром. – Горохов обвел рукой зал ресторана.

– Вы сидели? – с чувством неловкости спросила она.

– Нет, Мариночка, я работал. На производстве. Бревна на доски резал. Непростое это дело, особенно в холодных краях. – Горохов недовольно посмотрел на Марину.

Не стоило ей задавать столь глупый вопрос. По первому разу он отмотал четыре года, по второму – пять. Всего получается девять лет, вычеркнутых из жизни. Нет, он не жалуется, но стремится наверстать упущенное, потому и живет сейчас полной жизнью. И в махровый криминал пока не лезет, присматривается, принюхивается. Так, грохнул одного козла, чисто Жилкина запугать. Чтобы от рук не отбивался.