Фабрика безумия - Томас Сас

Наиболее важной экономической чертой институциональной психиатрии является то, что институциональный психиатр — это служащий, которому за его работу платит частная или общественная организация (но не индивид, который хочет стать его клиентом). Наиболее же важной ее социальной чертой является применение силы и обмана. Помимо процедуры принудительной госпитализации и продолжительного содержания «безумных» под стражей, вмешательство институционального психиатра включает такие разнообразные меры, как обследование подсудимых для определения их здравомыслия или способности предстать перед судом, обследование наемных работников, чтобы определить, подходят ли они для данного вида деятельности, обследование поступающих в колледж, медицинский вуз или психоаналитическое учреждение, дабы установить, подходят ли они для данного учреждения, исследование историй больных, чтобы определить их «способность выносить суждение», и так далее[20]. Психиатры, нанятые государственными лечебницами для душевнобольных, службами охраны здоровья колледжей, военными организациями, судами, тюрьмами и другими подобными учреждениями, являются, согласно этому определению, институциональными психиатрами.

Наиболее важной экономической чертой договорной психиатрии является то, что договорной психиатр — это частный предприниматель, которому за его услуги платит клиент. Наиболее важной из его общественных характеристик является стремление избегать применения силы или обмана (а также наличие прописанного в законе наказания за их использование). Отношения между договорным психиатром и пациентом основаны на договоре, в который свободно вступают оба и который обычно свободно прекращают также обе стороны (за исключением тех случаев, когда терапевт отказывается от некоторых из своих прав в этом отношении). Договор состоит в обмене психиатрических услуг на деньги[21]. Иными словами, институциональный психиатр навязывает себя «пациентам», которые ему не платят, не хотят быть его пациентами и не могут отказаться от его «помощи», договорной же психиатр предлагает себя пациентам, которые должны платить ему, должны желать стать его пациентами и свободны отказаться от его помощи.

Подобно типичной европейской ведьме XV века, типичный американский душевнобольной XX века — это бедный человек, создающий проблемы или обвиняемый в том, что он создает проблемы, и объявленный таковым против его воли. Такой человек может согласиться со своей ролью или попытаться уклониться от нее. Институциональный психиатр, столкнувшийся с ним, может попытаться удержать его в этой роли, возможно в больнице, на весьма продолжительное время либо освободить его после относительно недолгой принудительной госпитализации. Иллюстрацией того, как бедность и неприкаянность предрасполагают человека к навязыванию ему роли душевнобольного, послужит следующий пример, произвольно взятый из газеты:

Адвокаты, представляющие клиентов системы социального обеспечения, свидетельствовали... перед Государственным советом по социальному обеспечению о том, что «в шести или семи случаях за минувшие два года получатели социального обеспечения, которые могли вызвать проблемы у сотрудников городского департамента [в Нью-Йорке] по социальному обеспечению, были отправлены в психиатрическое учреждение Бельвю»[22].

Иллюстрацией того, как обвинения человека в «проблемности» предрасполагают его к навязыванию ему роли душевнобольного, послужат следующие факты. В 1964 году 1437 человек, находившихся под следствием или судом по уголовным обвинениям в штате Массачусетс, были... до суда подвергнуты проверке их статуса с точки зрения душевного здоровья[23]. Иными словами, 1437 человек были так или иначе подвергнуты такому обращению, как если бы они были душевнобольными, только потому, что им предъявили какое-то обвинение, что вдвое больше, чем за восемь лет до этого. Более того, из 1437 людей, госпитализированных для временного наблюдения (обычно отнимающего два месяца), 224, или примерно каждый шестой, были повторно госпитализированы на неопределенный срок. В 1964 году только в уголовном суде Манхэттена 1388 подсудимых подверглись досудебному психиатрическому обследованию. Примерно каждый четвертый был после этого вновь госпитализирован на неопределенный срок[24].

Я процитировал эти сообщения не в качестве примеров достойных сожаления злоупотреблений со стороны системы учреждений для душевнобольных, а как образец навязчивого психиатрического запугивания и уничижения, устанавливающего за определенными представителями общества право навязывать индивидам, особенно из низших слоев общества, роль душевнобольных. Утверждать, что какое-либо учреждение страдает от ряда «злоупотреблений», означало бы признать то, что оно также имеет иное, желательное или полезное применение. На мой взгляд, в этом и состоит фатальная ошибка бесчисленных разоблачений, как самых ранних, так и относительно недавних, как литературных, так и написанных профессионалами — сотрудниками частных и общественных больниц для душевнобольных[25]. Мой тезис совсем иной: следует признать, что нет и быть не может злоупотреблений в институциональной психиатрии, поскольку институциональная психиатрия сама по себе является злоупотреблением, как не могло быть и не было злоупотреблений у инквизиции, поскольку инквизиция сама была злоупотреблением. И действительно: инквизиция уже стала нарицательным понятием, символизирующим злоупотребления в христианстве. Институциональная же психиатрия становится образцом злоупотребления в медицине.

Иными словами, было бы разумно и полезно говорить о злоупотреблении такими сложными человеческими начинаниями, как религия и медицина (или наука и закон). В то же время совершенно бессмысленно и даже вредно рассуждать о злоупотреблении в рамках общественных институтов, религиозных ли, медицинских, политических или каких-то иных, которые из-за присущих им особенностей мы расцениваем как несовместимые с нашими стандартами человеческих приличий и нравственности. Без всяких сомнений, представления личности о таких стандартах могут меняться от эпохи к эпохе, от человека к человеку. В пору своего расцвета инквизиция не оскорбляла рассудок большинства людей, хотя каждый из них по отдельности делал все возможное для того, чтобы избежать ее объятий.