Тихий омут - Юлия Диппель

Я любила лицей по вечерам. В здании оставались только школьники, которые жили в интернате. А в такое время только старшеклассникам разрешалось находиться вне общежитий. Этот странный покой и испещренные лучами света стены бывшего монастыря со всеми его эркерами, башнями и арками создавали практически идиллическую картину.

Во дворе с фонтаном я замедлила шаги. Сразу за мастерскими должна была показаться «Резиденция» с жилыми помещениями для преподавателей. А там меня дожидался выговор «Ты пропустила ужин», которого я бы с радостью избежала. Без лишних раздумий я изменила направление и пошла в обратную сторону мимо Корпуса Культуры. Если я в любом случае получу выволочку, то пусть она хотя бы того стоит.

У ворот больничного крыла дежурил Игорь. Полагаясь на звучание его имени, ожидаешь увидеть молчаливого сибирского медведя, но по его внешности, голосу и характеру санитар больше походил на бурундучка.

– Привет, Ари! – как обычно поприветствовал он меня писклявым голосом. – Здорово, что ты снова заглянула. Аарон очень рад, что у него много посетителей.

Я ответила на сверкающую улыбку Игоря и подавила сомнения относительно радости Аарона. Рыжий охотник лежал в коме с момента возвращения из Амстердама. Там каким-то неизвестным заклинанием его погрузили в глубокий сон. Конечно, Плеяда не жалела средств и не оставляла попыток его спасти. Но безрезультатно. Никто из нас не решался говорить об этом вслух, но шансы на то, что однажды наш Аарон к нам вернется, были ничтожными.

– Время посещений закончится через час. Тебе лучше уйти до того, как я включу сигнализацию, – предупредил Игорь, прежде чем пропустить меня внутрь.

– Всё ясно! – крикнула я, обернувшись через плечо, и как можно скорее скрылась в пустых коридорах лазарета. Лицо у Игоря было как у мыши, а вот язык – как помело, и то, что я знала о пяти его тетях, младшем брате и невесте по имени Лоретта, служило этому доказательством.

Перед дверью Аарона я замешкалась. Холодное покалывание, пробежавшее по моему позвоночнику, оповестило, что внутри, кроме спящего охотника, находился кто-то еще. «Аарон очень рад, что у него много посетителей», – сказал Игорь. Может, мне все-таки надо было внимательнее его слушать?

Кстати говоря, мое восприятие стало гораздо чувствительнее, чем каких-то пару недель назад, и я отчетливо улавливала энергию праймуса. От него пахло шелестом пергамента под огоньком свечи. Это заставило меня вспомнить об одном очень старом бессмертном, предпочитавшем традиционную азиатскую моду и умевшем читать мысли. Я медлила. С одной стороны, я очень хотела увидеться с Рамадоном, а с другой – с момента нашей последней встречи в моей голове накопилось много опасной информации. Если хронист нарушит обещание, которое дал мне в прошлый раз в крипте, и пороется у меня в памяти без моего разрешения, мы обречены.

– Если это я стал причиной твоего промедления, я в высшей степени заинтересован причиной, – зазвенел колокольчиками его голос. В следующий миг дверь в палату таинственным образом распахнулась. Юноша с внешностью египтянина в зеленом кимоно стоял у койки Аарона. Его правая рука зависла в нескольких сантиметрах над грудью охотника. Звенящая энергия вибрировала в помещении, пока хронист внезапно не сжал руку, оборвав волшебство. От резкого перепада давления у меня воздух вышибло из легких, а в ушах щелкнуло.

– Словно кто-то взял нити магии праймусов и ведьм и сплел из них произведение современного искусства, – пробормотал он вполголоса. Выглядел он при этом неуместно восхищенным.

– Ты можешь ему помочь? – спросила я. Холодный взгляд хрониста тут же метнулся ко мне, пронзив до мозга костей. Мои стены были на месте, но Рамадон, без сомнения, мог пробить их одним щелчком пальца. Он был старейшим из знакомых мне праймусов, и даже сейчас – будучи совершенно спокойным – своей силой заставил задергаться все мои нервные окончания.

– Я мог бы разрушить заклинание силой, но было бы жаль это восхитительное творение.

Я несколько раз озадаченно моргнула, прежде чем до меня дошел смысл сказанного им. Только сейчас я напомнила себе, что нельзя оценивать его восхищение страданием Аарона, исходя из моральных принципов обыкновенных смертных.

– Кроме того, охотник, по всей вероятности, не выжил бы. Вряд ли это в твоих интересах.

С этими словами хронист отвернулся и опустился в кресло для посетителей, накрыв обивку в цветочек зелеными волнами своего кимоно.

– Давай не будем тратить свое время на обсуждение фактов, которые мы не в силах изменить. Я здесь, чтобы проверить слова Люциана об охотнике, – произнес он и плавным движением пальца указал в сторону Аарона. – Верховный Совет ожидает моего заключения.

Значит, Люциана допрашивали прямо в этот момент. И, похоже, ему не верили…

– Люциан не лжет. – Я не представляла, почему мне необходимо было здесь и сейчас оправдывать его перед хронистом и находящимся в коме охотником, но я не смогла побороть этот внутренний порыв. Несмотря на то, что я даже не знала, о чем конкретно он рассказал Верховному Совету.

Рамадон наклонил голову и фиксировал каждую деталь моего беспокойства. Как и при первой нашей встрече, я неожиданно почувствовала себя человеком, которого изучал инопланетянин. Он не двигался, не моргал. Только смотрел заинтересованным взглядом древних глаз.

– Я знаю, – в итоге сказал он. На его лице отразилось что-то наподобие улыбки. – Любой праймус знает о глупой клятве, которую дал Люциан, чтобы взбесить своего отца.

Я нахмурилась. Это что-то новенькое. До сих пор я считала, что Люциан был просто от рождения искренним и испытывал острую потребность говорить правду. Но, видимо, за этим скрывалось нечто большее.

Рамадон неверно интерпретировал мое удивленное молчание и добавил:

– Род Анку веками обладал известной склонностью к скандалам и тем самым приковывал к себе внимание. – Он разгладил складочку на кимоно типичным женским жестом. – Как ваши Виндзоры.

Я чуть не захохотала в голос. Образ Люциана в роли королевского отпрыска был таким же абсурдным, как и мысль, что Рамадон читал статьи со слухами о королевской семье. Однако мои переживания быстро пересилили все остальные эмоции. Если Люциан принес клятву, диктующую ему говорить лишь правду, было только вопросом времени, когда нас раскусят. При этом Танатос или мои необъяснимые способности волновали меня меньше, чем наша запретная связь.

– Не беспокойся. Люциан искуснее, чем кто-либо, умеет играть с правдой, а Верховный Совет уже на протяжении столетий не задает правильные вопросы.

Это было сродни удару под дых.

– Разве ты не собирался держаться на расстоянии от моих мыслей? – зашипела я на Рамадона.

Он повел изящно изогнутой бровью.

– Всего лишь логический вывод. Я держу свое обещание. Ни один праймус, в котором еще горит искра чести, не нарушит свое слово.

Прищурившись, он посмотрел на меня. Наверное, его гордость была задета так же, как и мое личное пространство. Мне понадобилась вся моя храбрость, чтобы выдержать его взгляд. Наконец Рамадон издал какой-то неопределенный звук, который, скорее всего, задумывался как вздох.